Когда я переезжала железную дорогу, от тряски ожило радио. Я совершенно забыла, что оставила эту чертову штуку включенной. Дело в том, что в эти дни оно работало редко, лишь изредка удавалось по нему что-нибудь услышать, Иногда мне даже приходилось стучать по приемнику кулаком, чтобы выбить из него новости. А бывало, что оно вдруг начинало верещать без всяких причин, и мне доводилось уловить обрывки сводки погоды. На мой взгляд, наверняка где-то отходил контакт, а может, полетел предохранитель, хотя я точно не знала, имеются ли в этих радиоприемниках предохранители. Но в данный момент он работал четко, как и должен работать.
Я нажала кнопку, переключив приемник на УКВ, и принялась вращать ручку настройки, перебирая станцию за станцией, пока не напала на грустные звуки саксофона. Я понятия не имела, кто играет, но печальная мелодия прекрасно подходила к этому времени ночи. Музыка закончилась, и мужской голос объявил: "Вы слушали саксофон Гато Барбиери, мелодия "Рисунок под дождем" из кинофильма "Последнее танго в Париже". Эта композиция Гато Барбиери была записана в 1972 году. С вами Гектор Морено и радиостанция "К-СПЕЛЛ", в это раннее утро понедельника мы знакомим вас с магией джаза".
Голос у него был приятный, звучный, хорошо поставленный, речь лилась легко и уверенно. Этот человек зарабатывал себе на жизнь, работая по ночам, рассказывая об артистах и проигрывая компакт-диски для полуночников. Я представила себе парня лет тридцати пяти, смуглого, плотного телосложения, возможно, с усами и длинными волосами, стянутыми сзади резинкой. Его, должно быть, приглашали на все местные торжества в качестве тамады. Ведущему радиопередачи совсем не обязательно иметь привлекательную внешность в отличие, скажем, от телеведущего, но его имя обязательно должно быть известно, и, вероятно, у него есть определенная группа своих поклонников. И тут меня осенило. Дженис Кеплер упоминала о том, что во время своих ночных прогулок Лорна общалась с каким-то диск-жокеем.
Я стала оглядывать пустынные улицы в поисках телефона-автомата. Проехав мимо станции техобслуживания, которая была закрыта на ночь, я заметила на краю стоянки одну из последних настоящих телефонных будок – прямоугольное сооружение с двойными дверями. Не выключая двигателя, я покопалась в своих записях, нашла номер телефона кафе "Франки", зашла в будку, опустила в щель монету и набрала номер.
В кафе "Франки" мне ответил женский голос, и я попросила позвать к телефону Дженис Кеплер. Я услышала, как трубку положили на стойку и женщина окликнула Дженис. Потом послышался голос Дженис, идя к телефону, она сделала кому-то замечание, ей что-то резко ответили, а затем Дженис взяла трубку. Она назвала себя, но мне показалось, как-то настороженно. Возможно волновалась, что услышит плохие новости.
– Здравствуйте, Дженис. Это Кинси Милхоун. Мне нужна некоторая информация, и я решила, что проще позвонить, чем ехать к вам на машине.
– Ох, Господи. Что вы делаете в такой поздний час? Когда мы расстались на стоянке, вы выглядели усталой. И я подумала, что вы отправитесь домой спать.
– Так я и собиралась сделать, но ничего не получилось. Выпила слишком много кофе, поэтому решила поработать. Я поговорила с одним детективом из отдела по расследованию убийств, который занимался делом Лорны. Но до дома я пока не доехала и решила выяснить еще кое-что. Вы упоминали, что Лорна общалась с диск-жокеем с одной из местных радиостанций.
– Совершенно верно.
– А вы никак не можете выяснить, кто он?
– Попробую. Подождите. – Не закрывая рукой микрофона, Дженис обратилась к одной из официанток: – Перри, как называется эта радиостанция, которая всю ночь передает джазовую музыку?
– "К-СПЕЛЛ", по-моему.
Это я уже и сама знала, поэтому решила не тратить время.
– Дженис?
– Перри, а ты не знаешь, как зовут диск-жокея?
Я услышала какой-то приглушенный шум, потом ответ Перри:
– Которого? Там их двое. – Раздался звон посуды, а потом вариант композиции "Up, Up and Away" в исполнении струнных инструментов.
– Ну, того, с которым общалась Лорна. Помнишь, я тебе говорила о нем?
Я вмешалась в разговор.
– Алло, Дженис.
– Подожди, Перри. Да?
– Может, его зовут Гектор Морено?
Ее легкий вскрик подтвердил, что я попала в точку.
– Да, это он. Почти уверена, что это тот самый. А почему бы вам не позвонить ему и не спросить, знал ли он Лорну?
– Я так и сделаю.
– Как выясните, сообщите мне. А если после будете проезжать по городу, то заезжайте ко мне выпить кофе.
При мысли о кофе у меня слегка заныло в желудке. От выпитых за день чашек мой мозг и так уже работал, как трясущаяся от вибрации стиральная машина. Повесив трубку, я вновь сняла ее и, слушая гудок, принялась листать телефонный справочник. Оказалось, что радиостанция "К-СПЕЛЛ" находится всего в шести или восьми кварталах от того места, где я сейчас стояла. Из моей машины, припаркованной рядом с будкой, донеслась новая джазовая мелодия. Отыскав на дне сумочки монету, я набрала номер телефона студии.
Гудок прозвучал дважды, а потом мне ответили:
– "К-СПЕЛЛ". Я Гектор Морено. – Сейчас его голос звучал по-деловому, но это явно был тот голос, который я только что слышала.
– Здравствуйте. Меня зовут Кинси Милхоун. Я бы хотела поговорить с вами о Лорне Кеплер.
Морено оставил тяжелую входную дверь приоткрытой. Я вошла внутрь, и дверь, щелкнув замком, закрылась за мной. Я оказалась в тускло освещенном вестибюле. Справа тянулись двери лифта, стрелка на вывеске "К-СПЕЛЛ" указывала вниз, в направлении железной лестницы. Я спустилась по ней, мои туфли на резиновой подошве издавали глухие звуки при соприкосновении с металлическими ступеньками. Внизу на проходной никого не было, сам холл и стены тянувшегося за ним узкого коридора были выкрашены в мрачно-голубой и болотно-зеленый цвета. Я позвала:
– Эй!
Мне никто не ответил. Слышалась джазовая мелодия, наверняка работал магнитофон.
– Эй?
Я пожала плечами и двинулась по коридору, заглядывая в каждую комнату, мимо которой проходила. Морено предупредил меня, что будет работать в третьей студии справа, но когда я дошла до нее, комната оказалась пустой. Со мной были только тихие звуки джаза, доносившиеся из динамиков, а Морено, наверное, куда-то вышел. Студия была небольшой, повсюду валялись пустые упаковки полуфабрикатов быстрого приготовления и банки из-под содовой. На пульте стояла наполовину опорожненная чашка с кофе, дотронувшись до нее, я определила, что кофе теплый. На стене висели круглые часы, их секундная стрелка щелкала при каждом движении. Тик. Тик. Тик. Тик. Течение времени казалось очень конкретным и просто неумолимым. Стены студии были звуконепроницаемыми, покрытыми гофрированным темно-серым пенопластом.