Я поехала в больницу. По дороге остановилась, чтобы заправиться. Я знала, что к моему приезду время посещения уже закончится, но в отделении, где лежала Дэниель, были свои правила. Родственникам разрешалось пятиминутное пребывание в течение каждого часа. Здание клиники было ярко освещено, ну прямо-таки отель на побережье. Мне пришлось проехать целый квартал, чтобы найти место для парковки. Я пересекла вестибюль и свернула направо к лифтам, чтобы подняться в отделение интенсивной терапии. Выйдя из кабины, я подошла к местному телефону, висевшему на стене, и позвонила на сестринский пост. Сестра ночной смены ответила вежливо, но не вспомнила моего имени. Она попросила меня подождать, не потрудившись даже заглянуть в палату Дэниель. Я принялась изучать картину с морским видом, висевшую на стене. Через минуту в трубке вновь раздался голос сестры, на этот раз он звучал гораздо дружелюбнее. Она, видимо, решила, что я из полиции. Чини наверняка шепнул кому-то пару слов, чтобы меня пропускали к Дэниель.
Я стояла в коридоре и смотрела на Дэниель сквозь окошко в двери палаты. Кровать, на которой она лежала, была чуть-чуть приподнята, сама Дэниель казалась спящей, ее длинные темные волосы струились по подушке и свисали с края постели. Царапины на лице проступили более явственно, белый пластырь поперек носа ярко контрастировал с черно-синими глазницами. Губы темные и опухшие, нижняя челюсть, наверное, была скреплена скобами. Но в Дэниель не чувствовалось той расслабленности, которая присуща всем спящим. Капельница и катетер находились на своих местах.
– Хотите поговорить с ней?
Я повернулась и увидела перед собой ту же медсестру, которая дежурила здесь прошлой ночью.
– Мне бы не хотелось ее беспокоить, – ответила я.
– Я в любом случае должна разбудить ее для приема лекарств. Можете зайти вместе со мной. Только не огорчайте ее ничем.
– Не буду. Как у нее дела?
– Она молодец. Ей дали сильную дозу обезболивающего, но время от времени ее все-таки будят. Через пару дней мы думаем отправить ее этажом ниже, в обычную палату, но пока она будет находиться здесь.
Я тихо стояла у кровати, наблюдая за тем, как сестра измеряла давление, считала пульс, поправляла иглу капельницы. Глаза Дэниель медленно раскрылись, в них стояло какое-то расплывчатое выражение, такое бывает у людей, когда они не понимают, где находятся и почему. Сестра сделала пометку в карте больной и вышла из палаты. Зрачки Дэниель зеленовато поблескивали среди многочисленных царапин вокруг глаз.
– Привет, ну как ты?
– Мне лучше, – прошепелявила она, не разжимая зубов. – Мне поставили скобки, поэтому говорю вот только так.
– Я это уже поняла. Тебе больно?
– Нет, все хорошо. – Она слабо улыбнулась, не пошевелив головой. – Его я так и не видела, если тебя это интересует. Помню только, как открыла дверь.
– Ничего удивительного, – заметила я. – Со временем память должна вернуться.
– Надеюсь, что этого не произойдет.
– Понимаю. Скажи мне, когда устанешь. Я не хочу тебя утомлять.
– Не волнуйся. Мне, наоборот, не хватает компании. Что у тебя нового?
– Немного. Еду домой с собрания совета директоров "Колгейт Уотер". Настоящий зоопарк. Старичок, за которым Лорна присматривала, поскандалил со строителем по имени "Коротышка" Стоктон. Все остальное такая скучища, что я там заснула.
Дэниель издала какой-то звук, давая мне понять, что она меня внимательно слушает. Веки ее казались ужасно тяжелыми, будто она хотела провалиться в неумолимый наркозный сон. Я надеялась, что имя "Коротышка" вызовет у нее какую-то реакцию, но, похоже, оно проплыло мимо сознания Дэниель.
– Лорна когда-нибудь упоминала при тебе имя "Коротышка" Стоктон?
Мне показалось, что Дэниель меня не слышит. В палате стояла тишина. Наконец она, похоже, пришла в себя.
– Клиент, – сообщила она.
– Он был клиентом? – удивилась я. Мне пришлось задуматься над этой новостью. – Это странно. Не похоже, чтобы он был в ее вкусе. Давно это было?
– Давно. Но мне кажется, что она виделась с ним всего один раз. Так же, как и с другим.
– С каким таким другим?
– Со старичком.
– Что за старичок?
– С которым Лорна спала.
– Ох, этого не может быть. Ты, наверное, его с кем-то перепутала. Кларк Эссельман – это отец Серены Бонни. За этим старичком Лорна присматривала...
Дэниель сделала движение рукой, как бы сбрасывая с себя простыню.
– Тебе что-нибудь нужно?
– Воды.
Я посмотрела на прикроватную тумбочку. Там находились пластиковый кувшин, полный воды, пластиковый стакан и согнутая соломинка.
– А тебе можно это пить? Лучше скажи правду, а то я не знаю, что тебе можно, а что нет.
Дэниель улыбнулась.
– Здесь... не обманывают.
Я наполнила стакан водой и, сунув туда соломинку, поднесла к губам Дэниель. Та сделала три крошечных глотка.
– Спасибо.
– Ты говорила про какого-то знакомого Лорны.
– Эссельман.
– Ты уверена, что мы говорим об одном и том же человеке?
– Тесть ее начальника, да?
– Да, но что же ты мне раньше об этом не сказала. Это может оказаться важным.
– А мне казалось, что я говорила. Какая разница.
– Так объясни же мне. И посмотрим, какая.
– Он любил извращения. – Дэниель чуть шевельнулась, стараясь поудобнее устроиться в постели. На ее лице промелькнула гримаса боли.
– С тобой все в порядке? Если не хочешь сейчас говорить об этом, то не надо.
– Все нормально, просто ребра болят. Подожди минутку.
Я ждала, размышляя. Извращенец? Перед моим взором предстал Эссельман, в исступлении хлещущий сам себя ремнем по голой заднице.
Дэниель медленно собиралась с силами.
– Она пришла к нему, после того как у него случился сердечный приступ. Тут он и наехал на нее. Ее чуть кондрашка не хватила от удивления. Не то что бы Лорну это покоробило, но просто она не ожидала такого. Но, в конце концов, деньги есть деньги, а он отвалил ей целое состояние. И все-таки она никак не предполагала, что он окажется таким... бодреньким.
– Я думаю. А его дочь ничего не знала?
– Никто ничего не знал. Это уже позже Лорна сама кое-что сболтнула. А деду сказала, что до нее начали доходить слухи, и поэтому им надо расстаться. Настроение у Лорны было поганое. Его дочь хотела нанять Лорну на постоянную работу, но старик так этого и не дождался.