— Господи, Саттон.
— Хочешь поиграть с огнем?
— Ты рехнулся, это же бред собачий.
— Это справедливость, парень.
— Саттон, вот что мне скажи. Ты сейчас на тормозах или без них?
Он дико заржал и сказал:
— Пора идти, время поджаривать.
После этого сон как рукой сняло. Я несколько часов вышагивал по комнате, подумывал, не пожевать ли обои. Пошел к книжной полке, взял книгу Джона Сэнфорда из серии «Молись» — у него их двенадцать — и рискнул открыть.
Возвращение на землю было тяжелым. Он три дня был в улете, жил на кокаине. Когда он прошлой ночью спустился на землю, зашел в винный магазин и купил бутылку «Столичной». После трех дней кайфа приземляться всегда трудно, но водка превратила приземление без шасси в полную катастрофу с пожаром. Теперь придется расплачиваться. Придется все пропустить через себя.
Хватит!
Самое страшное, что теперь мне безумно хотелось выпить. Не что-нибудь. Нет, это должна быть ледяная «Столичная».
Снова лег в постель. Сон пришел неохотно, на своих условиях.
На следующее утро я смотрел девятичасовые новости.
…Сильно пострадал юноша, которого на рассвете подожгли на Эйр-сквер. Полиция разыскивает четырех мужчин. Они могут иметь отношение к нападению. Старший инспектор Кленси предполагает, что это была месть за случившиеся в последнее время нападения на бездомных. Вот что он говорит:
— Любые попытки отомстить нападавшим на бездомных, как и стремление отдельных граждан подмять под себя закон, будут жестоко пресекаться.
Он продолжил разоряться по поводу роста преступности, но я выключил телевизор.
После одиннадцати я вошел в пивную, и Шон с беспокойством спросил:
— Настоящий кофе или помои?
— Лучший.
Грустно было видеть, с каким облегчением он услышал мой ответ. Вернулся с кофейником и тостом:
— Тебе надо хоть слегка подкрепиться.
— Сядь, — попросил я, — хочу тебя кое о чем спросить.
— Выкладывай.
— Но не забывай, что спрашивает человек, который недавно провел пару недель… скажем… взаперти.
Он кивнул.
— Мне кажется или Саттон действительно не в себе?
Он презрительно фыркнул:
— Никогда его не выносил.
— Все так… Но что ты о нем думаешь?
— Никогда не понимал, что ты в нем нашел.
Наш разговор напоминал вырывание зуба.
— Шон… Шон, ладно, я все понял, но все-таки что ты думаешь?
— Его надо запереть.
— Спасибо, Шон. Если я о чем-нибудь и мечтал, так это о непредвзятом мнении.
Шон стоял и продолжал бормотать, брызгая слюной:
— Вот что я еще тебе скажу, Джек…
Как будто я мог его остановить.
— Этот парень мчится прямиком в ад, и он постарается прихватить с собой побольше людей.
Упомянутый парень появился через час и заявил:
— Так и думал, что ты здесь. Шон… кружку перед Великим постом. — Он внимательно посмотрел на меня: — Все еще ни в одном глазу? Впечатляет. Сколько же это дней получается? Один?
— Тринадцать.
— Дни в заключении не считаются.
— Черт, для меня еще как идут.
Шон принес пиво, шмякнул кружку на стол.
Саттон выпутался:
— Чертов старый пердун.
— Я слышал новости, — сказал я.
— Потребовалось столько жара… для такого хлюпика. Самое замечательное было слушать, как его приятели стояли вокруг и ныли: «Позовите полицию». Тебе это понравилось бы. Классно…
— Вы могли его убить.
— Ну, мы очень старались.
Саттон был на взводе. Как будто нашел свое призвание. Казалось, сейчас он начнет хихикать. Но он наклонился ко мне поближе и сказал:
— А ведь это ты все начал, Джек.
— Я?!
— Расчистил дорогу, прикончив того маленького извращенца. Он стал первым.
— Да будет тебе, Саттон, разве ты не понимаешь, что это безумие?
— Вот именно. Потрясное безумие.
Рука, качающая колыбель
~ ~ ~
Мы договорились с Энн встретиться в китайском ресторанчике. Я оставил Саттона сидеть и бормотать себе под нос. Шон поймал меня у двери:
— Я сниму его картину.
— Не надо, Шон.
— В нем одна безнадежность, люди хотят, чтобы клюшки висели.
— Шон, погоди немного, ему сейчас трудно приходится.
— «Трудно приходится»? Этому пройдохе? Да он совьет гнездо в твоем ухе и с тебя же сдерет арендную плату.
Я зашел в цветочный магазин и купил шесть красных роз. Никогда в жизни не покупал цветов.
— Вам сделать букет? — спросила продавщица.
— Не знаю.
Она засмеялась, а я сказал:
— А нельзя ли как-нибудь завернуть их так…
— Чтобы никто не видел?
— Ну да.
— Ничего, несите так. Только настоящий мужчина умеет носить цветы.
— Придется поверить вам на слово.
Как я их ни держал, они мозолили всем глаза. И, разумеется, именно в этот день вам встретятся все ваши знакомые. Все как один комики:
«Ах, как мило!»
«И не только цветы!»
«Он сам, как маленький цветок».
Что-нибудь в этом духе.
Я пришел в ресторан рано и сразу же спрятал цветы под стол. Хозяйка ресторана предложила:
— Давайте я поставлю их в воду.
— Не надо… честно.
Когда она спросила, что я буду пить, я ответил:
— Пиво… нет, я хотел сказать, кока-колу.
По моему телу струился пот.
Энн выглядела… великолепно. Другого слова не подберешь. Я почувствовал, как пересохло во рту, как заколотилось сердце. Воскликнул, охваченный вдохновением:
— Энн!
Она крепко обняла меня, затем отстранилась и внимательно посмотрела мне в лицо:
— Очень симпатичная борода.
— Спасибо.
— Ты очень изменился, и дело не только в бороде.
Не зная, как себя вести, я протянул цветы. Да, это произвело фурор!
Мы сели.
Она продолжала смотреть то на цветы, то на меня. Если бы меня спросили, как я себя чувствовал, я бы честно признался, что оробел. Надо же, почти пятьдесят — и вдруг оробел!