Ну, конечно, Лиза могла и не догадаться, что у мужика не хватает одной фаланги, но то, что мизинец ненормальный, она заметила.
Прав был вождь всех народов – идея, овладевшая массами, становится материальной силой. У вождя было много недостатков, но здесь он прав, хотя имел в виду нечто совершенно другое. Ну, что ж, сказал другой человек, нам не дано предугадать, как слово наше отзовется. Надо же, как криминально отозвался революционный лозунг через сто лет на коктебельском побережье!
А у тебя, кровопивца, вот в эти самые секунды должны пробежать мурашки по телу. Пробежали? Почувствовал? Сжимается кольцо вокруг тебя, сжимается. И ничего ты не сможешь с этим поделать, ничего не сможешь изменить.
Раздался звонок по домашнему телефону.
– Тебя можно поздравить? – спросил Равиль.
– С чего ты решил?
– Что-то произошло... Изменилось расположение сил. Я прав?
– Иду к тебе, никуда не уходи.
– Ты нашел портрет?
– Равиль... Это круче, чем портрет. Тут не ошибешься. Иду.
– Не торопись, я буду у Веры через полчаса.
– А ты где?
– Да как тебе сказать... На кладбище.
– А что там?
– Да все то же... Могилки, оградки, холмики... Как говорится, все спокойненько. Все, Андрей, увидимся через полчаса у Веры.
Вроде бы все наладилось у Наташи с Амоком – и вместе их видели, и порознь, и с нудистами они загорали в подобающей обнаженности, и с нормальными людьми, кое-как прикрыв срамные места. Если же называть вещи своими именами, то они просто делали вид, что прикрыли эти самые места разноцветными ленточками, которые после первого же погружения в море превращались в невидимые шнурочки. Но возраст, совсем даже неплохое телосложение и некоторая нравственная испорченность позволяли им чувствовать себя легко и непосредственно в любом месте и в любое время суток – под луной или под слепящим полуденным солнцем. А если уж говорить прямо, то они попросту никого вокруг в упор не видели.
Что же касается Апполонио, пропал рыжий, как и не было его на набережной Коктебеля. Видимо, получил выгодный заказ, и не до любви ему стало, не до Наташи, тем более что с появлением Амока встречи с ней приносили больше хлопот, чем радости. Опять же и полуночная беседа с водителем Сашей, похоже, произвела на него должное впечатление. Решил послушаться он доброго совета и поберечь себя для будущих приключений.
Все это так, и, казалось бы, должна была наступить затяжная безоблачность в отношениях Наташи с Амоком. Но нет. В жизни все сложнее, ребята, в жизни все непредсказуемо и чревато. Слезы на глазах Наташи при виде алых парусов просохли, и многое вернулось на круги своя, как выражаются люди начитанные и с хорошими манерами.
Кстати, о манерах.
Вы не обращали внимания на странное обстоятельство – если о человеке говорят, что у него хорошие манеры, то довериться ему ни в чем нельзя. И предаст, и продаст, и недорого возьмет. Истинно хорошие манеры незаметны, неуловимы, и о настоящем парне никто не скажет, что у него хорошие манеры, – язык не повернется.
– У меня манеры?! – взъярится он. И правильно сделает.
Возвращаемся к Наташе с Амоком. Без ссор и недоразумений у них восстановились прежние отношения – Наташа шла по набережной с Лизой и радостно приветствовала знакомых высоко поднятой трепетной своей ладошкой, а Амок пробирался в толпе чуть позади, тоже чувствуя себя легко и привычно, вроде бы все так и должно быть.
Однажды, правда, он, как выражаются на коктебельской набережной, возник. Другими словами, посмел заявить о себе и своих правах, своем достоинстве, своей любви, если уж позволено мне будет употребить это слово.
– Послушай, Наташа... Ты что, от кого-то прячешься? Или мы оба прячемся? Зачем эти игры?
– Это не игры.
– А что это? Дразнилки?
– Чего ты хочешь? – спросила Наташа.
– Я хочу идти с тобой рядом, сидеть с тобой рядом, на пляже лежать с тобой рядом...
– А то, что ты спишь со мной рядом, тебе мало?
– Это совсем даже не мало... Но объясни хотя бы – зачем эти хохмы? Какой в них смысл? Что мы с тобой изображаем и для кого?
Наташа повернулась лицом к Амоку, подошла вплотную, так что ее острые груди уперлись в его грудь, и, глядя в упор, медленно, почти по складам, произнесла:
– Не знаю. Понимаешь, не знаю. Мы же с тобой на виду друг у друга круглосуточно. У меня нет другой жизни, ты в это веришь?
– Верю.
– Ну и верь дальше. Если у нас с тобой что-то случится, ты узнаешь об этом первый.
– И в этом я уверен.
– Что тебе сказать... Терпи, Амок... Я же терплю.
– Не скажешь?
– Хорошо. Тебе не кажется, что этим я берегу тебя?
– Меня? От кого? Да я размажу кого угодно!
– Не сомневаюсь... Но ты сможешь размазать только того, кого видишь.
– Он невидимка?
– Остановимся, Амок... Ладно? Давай остановимся. Мы и так много чего сказали сегодня друг другу.
– Ты меня не кинешь?
– Не хотелось бы...
– Но придется? Да?
– За себя я могу отвечать. Но я не могу отвечать за все, что происходит в жизни.
– Ты говорила о холмиках на кладбище... Хочешь, чтобы их стало больше?
– Ха! – рассмеялась Наташа. – А местечко там, в общем ряду, найдется! Но... не думай об этом. Ты сильнее. Они были слабаками. Понимаешь, этим они хотели что-то доказать. Этим никто ничего не докажет. Этим... никто, ничего, никогда, никому, нигде не доказал! И не докажет. Не вздумай свалять дурака. Сказала – я тебя люблю. Я не бросаюсь такими словами. Я никакими словами не бросаюсь. Что бы ни произошло – мы всегда с тобой договоримся. Ты услышал, что я сказала?
– Услышал.
– Повтори.
– Мы всегда с тобой договоримся.
– Тогда пойдем к Рустему и хлопнем по бутылке шампанского. У него обалденное шампанское в холодильнике, а от столика на втором этаже его деревянной кафешки потрясающий вид на Карадаг! Может быть, даже получше, чем у Славы, – только не говори ему об этом. А красавица Ленура, дочка Рустема, принесет нам первую бутылку, когда мы еще не успеем подняться по деревянной лестнице на второй этаж. А в углу там татарский столик с лежачими местами, и мы уляжемся с тобой по разные стороны от столика, будем пить из высоких бокалов холодное шампанское, смотреть на Карадаг и говорить друг другу ночные глупости! Хочешь?
– Наташа... Мы, между прочим, уже на втором этаже, Ленура несет бутылку, а столик с лежачими местами свободен... Так о чем ты спросила?
– Ладно, проехали... Наливай!
Такие вот счастливые деньки случались у... у кого? Да у многих случались такие незабываемые деньки на втором этаже у радушного Рустема, который помнил по именам всех своих посетителей и радостно приветствовал их, едва они появлялись на набережной в новом сезоне.