«Слышишь ли ты барабаны, Фернандо?..»
И на несколько минут, пока продолжалась песня, все наше гребаное пенитенциарное заведение погружалось в гробовое молчание. Ни звука. Только этот одинокий болезненно-ломкий голос.
Однажды вечером он стоял впереди меня в очереди за шамовкой. Я сказал:
— У тебя чудесный голос.
Он обернулся — на щеках румяна, глаза подведены кремом для ботинок, — говорит:
— О, большое спасибо. Хочешь, я у тебя отсосу?
— Нет, спасибо. Я просто хотел сказать, что у тебя настоящий талант.
Я уже пожалел, что к нему пристал. Еще немного с ним потусуюсь, и опять стану добычей. Я дернулся, чтобы уйти, он сказал:
— Нет… я бесплатно.
О господи.
Не знаю почему, но я сделал последний заход, спросил:
— А почему ты это всё… этим занимаешься?
— Это моя единственная защита.
Кто я был такой, чтобы осуждать. Я отошел, а в следующий раз, когда он со мной поздоровался, сказал:
— Ты, твою мать, с кем говоришь?
Я твердил себе: избегая его, я защищаю себя. Иногда я в это почти верил.
Несколько месяцев спустя его задушили колготками.
Я встал, бросил мобильник на кровать, произнес вслух:
— Ну, мальчик Билли, за Фернандо ты заплатишь.
Были времена, когда весь Лондон закрывался на воскресенье. Сегодня по воскресеньям даже книжные лавки работают. Я направился в Бейсуотер и окунулся в арабский мир. И даже если там кто-то говорил по-английски, то я этого не слышал. Зашел в универмаг «Вайтлиз», нашел то, что мне было нужно, — отдел игрушек на третьем этаже. На витрине стоял «Серебряный призрак», а по бокам красовались «ламборждини» и «феррари». Подошел продавец. Я сказал, что хочу купить «Призрак», и продавец показал мне его. Просто чудо, в каждой миниатюрной детали. И отнюдь не дешевый. Пока мне упаковывали машинку, я рассматривал «Де Лореан». Продавец заметил мой интерес, но я покачал головой. Подумал: «Они и так никому не могут его впарить».
Взял пакет, несколько марок Написал: «Роб Гант» и его домашний адрес.
Наклеил почтовую марку и написал большими буквами: «ПОЛУЧАТЕЛЮ ДОПЛАТИТЬ».
Отправил.
Прогулялся до Гайд-парка, провел целый час, слушая жужжание роллеров. В следующий раз возьму с собой «глок». Скорость надо ограничивать.
Я еще не решил, что делать с Нортоном. Подумал, что оставлю пока этот вопрос открытым. Я его хорошо знал, он точно захочет со мной разобраться. И Гант тоже появится. Надо было уезжать из Лондона, но куда я мог податься?
Да и не хотелось мне уезжать.
Вдобавок ко всему, меня заклинило на Лилиан Палмер, и я очень хотел знать, куда меня всё это заведет. Где еще меня могут подстрелить за рулем «Призрака»?
Зашел в кафешку, заказал яичницу с беконом. Обслуга была из тайцев, вежливых до омерзения. Еда была хорошая, но слегка отдавала перцем. Черт, да что я вообще понимаю? Может быть, они мне тоже на что-то намекают.
В ТУ НОЧЬ я имел Лилиан.
Сверху
снизу
на боку
на полу
на столе
на кровати.
Ну и так далее.
Когда все закончилось, я сказал:
— Не могу понять, почему у тебя часто сменяются работники.
В тот вечер, часов в восемь, я лежал на кровати, читал книжку Джона Сэнфорда из серии «Хищник и жертва».
Зазвонил мобильник.
Это была она. Говорит:
— Составь мне компанию.
И я пошел. Прогулялся до главного дома; везде в окнах горел свет. Джордана нет в помине. Поднялся наверх по ступенькам. Дверь в спальню приоткрыта, я постучал, услышал:
— Входите.
Я, естественно, вошел.
Она стояла у окна в черной шелковой ночной сорочке.
Я подошел, она спросила:
— Что тебя так задержало?
Ну что, пора оторваться по полной. Мне нужно спустить три года тюряги, а у Лилиан, наверное, своя история имелась.
Когда мы наконец насытились, она предложила:
— Подбодрить самца шипучкой?
— Самец будет тебе благодарен.
Она действительно позаботилась о шипучке. Мы опустошили пару бутылок «Моэта», и наконец-то я смог рассмотреть комнату. В отличие от других, эта была почти спартанской. Я ожидал увидеть сотни фотографий, но на стенах ничего не было. Я сказал:
— Почему эта комната такая… пустая?
— Где-то нужно жить просто.
— Тебе бы понравилось в тюрьме.
Она на меня посмотрела, сказала:
— Сильно сказано.
Я понял, что это не было похвалой. Она спросила:
— Ты хоть знаешь, как называется этот дом?
— Конечно… «Вязы».
— А что это значит?
— Вязы… Ну деревья такие.
— «Любовь под вязами», Юджин О'Нил.
— Ирландец, да?
Она насмешливо фыркнула:
— Моя самая лучшая роль. Но я еще сыграю Электру.
— Ты планируешь вернуться?
— О да, я так долго этого ждала. Вест-Энд взорвется от моего возвращения.
— А сейчас чего, Лил?
Ее глаза налились яростью, она попыталась ударить меня. Я перехватил ее руку, она выплюнула мне в лицо:
— Я Лилиан Палмер, а не какая-нибудь потаскуха из бара.
Я сел, сказал:
— Спасибо, классно перепихнулись.
Ей это понравилось, она сказала:
— Не уходи, давай я расскажу тебе о моем грандиозном плане.
— Я уверен, это замечательно, но я абсолютно выжат.
Она встала, надела халат. Говорит:
— Они мне звонили. Из офиса Тревора Бейли звонили три раза.
— Не сомневаюсь, ты мне расскажешь, кто он такой.
— Импресарио! Он сейчас ведет два проекта. Я хочу, чтобы ты отвез меня к нему завтра, приедем стильно.
Она подошла к кровати, наклонилась, вытащила из-под нее увесистую пачку бумажных листов и сказала:
— Это мой труд. Я переписала «Электру», чтобы сделать ее современной.
— Это шикарно.
— И я дарю тебе право первым, кто это прочтет.
Она сказала это совершенно серьезно. В этих жалких бумажках была вся ее жизнь. Я сказал: