Старик наверняка знал, что Борис рано или поздно все равно приедет, и решил, не торопясь, заняться подготовкой. Выдвинул стол на середину кухни, поставил на него табуретку, принес из комнаты жесткую подушку, расшитую розами. Отойдя в сторону и оценив свою работу, остался доволен. Осторожно отодвинул занавеску, так, чтобы образовалась узкая щель, через которую можно было бы и наблюдать, и выстрелить в нужный момент. Старик допускал, что кто-то из соседей, зная об отъезде хозяйки, наблюдает за ее окнами, за расположением штор, занавесок. Грабежи квартир стали настолько постоянными, будничными, что люди, сами того не заметив, приобрели необыкновенную наблюдательность и при первых же признаках опасности звонили в милицию. Поэтому старик сдвигал в сторону занавеску, и открывал окно с чрезвычайной осторожностью, на два-три сантиметра, чтобы ни одна бдительная старуха не обнаружила его пребывания в квартире.
Выглянув в очередной раз в окно, старик чуть не вскрикнул от неожиданности — опель стоял у подъезда. Значит, дичь пришла на водопой. Значит, пора начинать охоту. Частой, четкой походкой он направился к встроенному шкафу, вынул винтовку, принес на кухню, установил на подушке. Почти бегом принес патрон. Уже вставляя его в ствол, отметил про себя, что опять выбрал разрывной. Понравилось ему в первый раз, как работает разрывная пуля. Ничего искать, ни над чем думать не приходилось — все было опробовано в прошлую среду, все получилось, все состоялось. Авось, и сейчас получится.
Прильнув к окуляру, старик начал медленно осматривать машину, потом подъезд, ближайшие скамейки — жара всех загнала в тень, и скамейки, разогретые на солнце, были пусты. Старик поднял прицел до уровня окон второго этажа. Они оказались закрытыми, и ему не удалось ничего рассмотреть в квартире.
И снова в поле зрения попала машина. Почти любуясь ею, старик переводил перекрестие нитей с руля на подфарники, потом осмотрел колеса — резина была новая, ребристая, непривычно широкая. Потом обратил внимание, что стекло на передней дверце приспущено. Это его обрадовало — значит, хозяин вот-вот должен вернуться, значит, в квартиру поднялся ненадолго. Видоискатель скользнул вдоль машины и старик увидел круглую крышку бензинового бака — он обратил на нее внимание, еще когда остановился у машины две недели назад. Неожиданно крышка как бы сдвинулась в прицеле. Сместив ствол вправо, старик увидел, что Борис Чуханов уже сидит за рулем — машина колыхнулась под его весом. “Наверно, мягкий ход у нее, — подумал старик. И не смог не произнести заключительного слова, — “Был”.
Сидя за рулем, Борис рассматривал какие-то бумаги, не торопясь трогать машину с места, и старик понял, что приближается та самая, единственная секунда, ради которой он промаялся целую неделю.
Он сдвинул ствол влево, к крышке бензобака, потом переместился вправо и чуть вниз. Теперь, по его прикидкам, ствол был направлен как раз в центр бензобака. Цель была достаточно большой, промахнуться трудно. В то же время он помнил, что времени у него очень мало, Борис мог тронуть машину с места в любую секунду.
— А сейчас, моя милая, тебе будет немножко больно, — прошептал старик. Палец его коснулся курка и начал медленно, медленно нажимать на него — потерпи детка, — повторил он и в этот момент почувствовал, как винтовка вздрогнула в его руках.
Это был выстрел.
Старик замер и через секунду услышал то, что надеялся услышать — взрыв. Значит, все правильно, его расчет оказался верным, рука не дрогнула и винтовка не подвела — бензобак взорвался. А такие машины заправляют хорошим бензином, до краев заполняют...
Результат должен быть хорошим, подумал старик, увидев краешком глаза полыхнувший над машиной огонь. И не столько услышал, сколько внутренним каким-то чувством ощутил вскрик многих людей. Но сделал над собой усилие и отвернулся от окна. У него было достаточно важных и срочных дел для того, чтобы не любоваться огнем, черным дымом или беготней соседей по двору. Сначала он прикрыл раму окна и опустил щеколду. Потом поправил занавеску, прикрыв даже ту маленькую щель, которая понадобилась для выстрела. Теперь уже никто не сможет посмотреть на это окно пристально, с подозрением.
Винтовка... Взяв ее двумя руками, прижав к груди, отнес в прихожую, завернул в мешковину и сунул в шкаф. Он явно торопился, но старался все делать основательно. Винтовку, как обычно, завернул тщательно, перевязал бечевкой, заставил в шкафу швабрами. Старик прекрасно понимал, что каждая секунда, проведенная здесь, это потерянная секунда, опасная для него и поэтому их должно быть как можно меньше.
Вернулся на кухню. Отнес подушку в комнату и аккуратно положил ее на прежнее место, расправив на диване складки. И снова пошел на кухню.
Поставил табуретку на место, в угол.
Стол сдвинул к стене.
Что еще? Что еще? — настойчиво спрашивал он себя.
Гильза! Да. Она осталась в винтовке, это хорошо. Лишь бы не на глазах, лишь бы случайно ее никто не увидел.
В сознании нервным потоком пронеслись вещи, о которых он должен был помнить — подушка, кот, винтовка, мешочек с патронами, стол, стул, щель в окне, занавеска...
Вроде, ничего не забыл.
Прокравшись на цыпочках в прихожую, старик посмотрел в дверной глазок.
Площадка пуста. Не колеблясь больше, открыл дверь, выскользнул из квартиры и с силой придавил дверь. Услышал, как щелкнули замки. И тут же бросился вниз. А едва оказался на ступеньках подъезда, сразу сгорбился и зашаркал к доминошникам. Но его ожидала новость — за столом никого не было. Ни игроков, ни болельщиков. Только посредине стола сиротливо и брошенно лежал незаконченный ряд камней. Было полное впечатление, будто что-то срочное и неожиданное заставило игроков все бросить и убежать куда-то.
Впрочем, старик знал, куда все убежали... Конечно, к машине, конечно, на грохот взрыва. И старик все той же шаркающей походкой заторопился к месту события, туда, где над деревьями уже поднимался черный столб дыма, откуда слышались возбужденные голоса. Приблизившись к толпе, он остановился, не стремясь протиснуться вперед, опасаясь увидеть нечто ужасное — этого ему не хотелось. Он и пришел только для того, чтобы заявить о себе — я, дескать, здесь, со всеми, я никуда не отлучался ни на единую минуту.
— Надо бы позвонить в милицию, — предложил он, ни к кому не обращаясь.
— Какая к черту милиция! — возмутился один из доминошников. — Иван Федорович, что ты несешь! Тут в скорую звонить надо, если уже не поздно.
— Да, досталось парню, — протянул старик и замолчал, понимая, что не имеет права выражать сочувствие, сожаление, он сейчас вообще не имеет права говорить. Нехорошо это будет, где-то даже подловато. И он замолчал. Главное сделано. И он здесь, вместе со всеми, и есть человек, который всегда подтвердит — Иван Федорович Афонин был на месте происшествия. А вы там доказывайте, уличайте, ловите.
Не сумев сдержать себя, старик протолкался вперед, его почему-то пропустили, будто признавали за ним право все знать. Зрелище, которое он увидел, потрясало. Темно-вишневый опель, который совсем недавно так роскошно выглядел в прицеле его винтовки, был не просто испорчен, он был уничтожен. Развороченный зад, сорванная крыша, сильный огонь, пожирающий обшивку, полыхающие кресла, едкий черный дым...