– Послезавтра к вечеру чтобы все было готово!
С силой захлопнув за собой дверь, я вышел на лестницу и сплюнул на пол. Не успел я спуститься на один пролет вниз, как услышал голос Чемоданова:
– А кто за замок платить будет?
Я не успел открыть рот, чтобы выразительно ответить, кто будет платить за замок, как в кармане подал голос мобильник.
– Да! – гаркнул я, и эхо покатилось по всем этажам.
– Мы не договорили, – услышал я тихий голос «друга».
– Слушай! – заорал я, едва не засунув трубку себе в рот. – Когда ты подохнешь, я отведу на твоей могиле естественные надобности!
– Зачем же так грубо? – отозвался сверху Чемоданов, принявший мою угрозу в свой адрес. – Я же хочу как лучше…
Я отключил телефон и закрыл рот. В таком онемевшем состоянии я спустился вниз, к машине, рядом с которой усердно чесалась вшивая собачонка.
В этот же день я забрал у Календулова машинописный текст диссертации и привез ее домой. Эта стопка листов с помятыми краями, покрытая неровными строчками, оставленными дешевой пишущей машинкой, была главной уликой. По шрифту можно было определить, на какой машинке печаталась диссертация. Если эта машинка до сих пор хранилась у Чемоданова, то припереть меня к стене было проще пареной репы.
Ввиду исключительности случая я позвонил Насте и пригласил ее к себе.
– Я решил сжечь диссертацию, – сказал я ей и подробно разъяснил, что меня подтолкнуло к такому решению.
– Правильно, – согласилась Настя, прохаживаясь по комнате и рассматривая декоративные тарелки, развешенные на стенах. – Пусть потом этот твой «друг» докажет, что диссертация принадлежит Чемоданову. Но сначала ты должен позаботиться о доказательствах, что она принадлежит тебе.
– А что я должен сделать? – пожал я плечами.
– Эх, ты! А еще кандидатом наук хочешь стать! – пристыдила меня Настя и постучала меня кулаком по лбу. – Включай компьютер, садись за клавиатуру!
Я безропотно подчинился. Настя хоть и грешила неуемной жаждой командовать мною, но у нее была светлая головушка, и ко многим ее советам стоило прислушаться.
Подойдя к столу, она склонилась над диссертацией и вытащила из стопки первый попавшийся лист.
– Открывай новый файл и переписывай весь лист от и до!
– И формулы?
– Естественно, и формулы!
Я стал корпеть над клавиатурой. Когда я закончил вводить страницу, Настя спросила:
– В прошлом году… скажем, четырнадцатого июля, ты был в Москве?
– Конечно. Я в отпуск только в конце августа ушел.
– А в командировке в этот день случайно не был?
– Нет, не был, – уверенно ответил я.
– Прекрасно! Тогда переустанови системную дату компьютера на четырнадцатое июля прошлого года. Тогда и файл сохранится под этой датой.
– Но зачем это?
– А затем, – вздохнув, сказала Настя, – чтобы доказать, что над этой диссертацией ты работал еще в прошлом году!
– Умница ты моя! – признал я и поцеловал Насте руку.
Едва я успел сохранить файл, как ненавистным писком дал о себе знать мобильник. Я схватил его и посмотрел на дисплей. Номер абонента недоступен!
– Это он! – почему-то шепотом произнес я.
– Дай мне! – Настя выхватила трубку из моей руки и нажала кнопку соединения.
Несколько мгновений она молчала, потом взглянула на меня и кивнула.
– А у нас определитель номера! – звонко крикнула она. – И мы вас засекли! Теперь узнаем ваш домашний адрес и привлечем к уголовной ответственности за…
Она резко замолчала, с сожалением посмотрела на трубку и отдала ее.
– Отключился, – сказала она. – Жаль. Я бы ему и про совесть сказала, и про нравственность.
Некоторое время мы молчали, думая об одном и том же.
– Ничего, – сказала Настя, успокаивая себя. – Мы теперь знаем, что у нас есть недоброжелатель. Это лучше, чем если бы мы вообще не знали о его существовании.
– А твой папа не мог… кому-нибудь… – произнес я, с трудом подыскивая мягкие слова, чтобы не обидеть Настю.
– Я думала об этом, – ответила Настя, снимая со стены черную греческую тарелку и рассматривая изображенную на ней Афродиту. – Да, он мог похвастаться перед коллегами, что будущий зять пишет диссертацию. Ну и что? Речь-то идет о другом! О чужой диссертации, которую выдаешь за свою! А кто об этом знает? – Она положила тарелку на стол и стала загибать пальцы. – Я. Ты. И Чемоданов.
– Чемоданов отпадает, – ответил я. – Он клянется, что никому ничего не говорил.
– Послушай, – сказала Настя, рисуя на пыльной полировке стола цветок. – А этот твой… как его… научный руководитель…
– Календулов?
– Да, Календулов! Он не мог догадаться, что это не твоя диссертация?
Я призадумался. Координаты Календулова мне дал Чемоданов. Значит, они когда-то были знакомы? Может, именно Календулов был научным руководителем Чемоданова?
– Черт возьми! – пробормотал я. – Вполне возможно, что Календулов несколько лет назад уже читал эту диссертацию!
– Замечательно! – воскликнула Настя и, поджав губы, посмотрела на меня. – А раньше ты не мог об этом подумать?
– Я доверился Чемоданову.
– Ну как можно было довериться такому малоприятному типу? У него же на лице отпечаталась нравственная деградация! Неужели в детстве он был другим?
– Представь себе! – сказал я, не отходя далеко от истины. – Это был золотой ребенок! Умница, отличник! Учителя гордились им, а мы всем классом скатывали у него алгебру и физику. И предки у него вполне приличные люди. Батя, если не ошибаюсь, то ли химик, то ли математик. Он в Америке постоянно пропадал. Витька каждый день приносил в класс американские журналы…
Но в чем я хотел убедить Настю? Все равно она права. Был Чемодан золотым ребенком, а стал негодяем, и верить ему нельзя. В голове у него теперь только одно: получить и пропить деньги.
– А чего добивается Календулов? – вслух думала Настя. – Ты деньги ему предлагал?
– Предлагал. Но он ответил, что совесть не продается.
– Ах! Ах! Ах! – произнесла Настя и вскинула вверх руки. – Чего же тогда он хочет?
– Безнаказанной власти. Это обычный завистник и телефонный хулиган.
– Так набей ему физиономию – и дело с концом!
– Прежде чем набить, его надо взять с поличным. А как его возьмешь? Сутки напролет следить за ним?
Настя задумалась. Я продолжал сидеть за компьютером, уставившись на клавиатуру. И тут вдруг меня осенило.