Кто бы знал, как мне было больно!
Я опустил ноги с топчана и сел. Голова кружилась, немного тошнило и очень хотелось пить. Кинул взгляд на море. Какое-то оно ненастоящее, если смотреть на него с берега. Игрушечное, рекламное, просто синее пятно… На самом деле оно другое. Ненавижу море! Мокрое, холодное, как наполненное червями ведро! И в нем, словно в джакузи, млеют подонки, которые захватывают яхты и убивают людей!
Рядом, под навесом, мужчины играли в бильярд. Один из них старался как можно ближе дотянуться кием до шара, но мешал живот. Зрители с пониманием смотрели, как он мучается. Двое пацанов баловались с медицинскими весами, становились на них вдвоем и гоняли по шкале гирьку, отыскивая свой вес. Упитанная женщина в панаме прогнала их, взобралась на весы и сразу поставила гирьку на максимальное значение. Тощий мужичок стоял на входе в раздевалку и подавал через верх голой руке сначала полотенце, потом трусики, потом юбку, потом блузку, а затем начал поочередно принимать назад полотенце, мокрый купальник, резиновую шапочку и надувной круг в виде лягушки с большими выпученными глазами; можно было подумать, что там переодевалась лягушка.
Я тоже стал одеваться. Мокрая одежда была отвратительной. Меня снова стало знобить… «А может быть, Игнат выпрыгнул из лодки не по своей воле, а вывалился, когда та подпрыгнула на волне?» – добивала меня обвинительная сторона… Я даже за грудь схватился, так мне стало дурно. Адвокат писклявым голосом возразил: «Если бы Игнат хотел спастись, он бы махал руками, кричал бы и уж, во всяком случае, не поплыл бы в сторону яхты!» – «Да он поплыл к яхте потому, – отпарировало обвинение, – что в отличие от моторки яхта стояла на месте, и Игнату просто некуда было больше плыть!» – «Да пошли вы все со своим Игнатом! – вдруг необыкновенно зло и решительно заявил мой защитник. – Он с самого начала был одержим бредовой идеей отбить у бандитов яхту. Его ничто не могло остановить! Было сделано все возможное, чтобы удержать его, но Игнату хоть кол на голове теши. Он не мальчик, он взрослый человек, способный сам распоряжаться собой и отвечать за свои поступки!»
От такого мощного прессинга обвинение на некоторое время притихло, и мне сразу стало легче. Я уже по-другому смотрел вокруг себя и узнавал признаки прежней привычной жизни. Словно надо мной трудилась бригада реаниматоров, которая вытягивала меня с того света… Труднее всего было надеть кроссовки. Завод-изготовитель, по всей видимости, рассчитывал, что в этих кроссовках потребитель будет бегать по стадиону, в крайнем случае – по парку, но уж никак не плавать в них в море. Обломок щитка я затолкал за пояс джинсов. Пусть народ думает, что это последний писк спортивной моды, миниатюрный серфинг. Оставляя за собой мокрые следы, я пошел по дорожке, выложенной из цветной плитки, к выходу с пляжа. Со стороны улицы, через узкие двери к вожделенному морю ломились люди, но охранник – седой, кряжистый, закаленный за годы службы в армии, стоял насмерть и требовал предъявить пропуска. Белокожие женщины слезливо умоляли пропустить их «всего на часик»; дети, продетые через надувные спасательные круги, громко ныли, но охранник демонстрировал железную волю.
Мне пришлось дожидаться, когда освободится проход. «В общем, так, – подытожил мировой судья. – Игнат, безусловно, сам виноват. Но ты, Кирилл, по гроб обязан ему своим спасением. Без Игната ты не смог бы обезоружить Пацана, когда вышел из машинного отделения. Не будь на резиновой лодке Игната, ты бы схлопотал пулю. И, положа руку на сердце, не смог бы удрать от бандитов на моторной лодке. Не позволили бы они вот так просто уйти двум свидетелям, открыли бы вдогон шквальный огонь из автоматов. А Игнат вроде как принес себя в жертву, отдал себя одного на растерзание. Бандиты им и насытились».
Это был мудрый вывод, который успокоил мою совесть, но в то же время, словно казачьей нагайкой, огрел меня по спине. Конечно же, я был должником Игната. Я обязан был сделать все возможное, чтобы помочь ему. Я должен был в лепешку расшибиться, но спасти парня. Если, конечно, Игнат был еще жив.
Тут мое внимание привлекла дверь с табличкой «Медицинский пункт». Там наверняка должен быть телефон! Я распахнул дверь, заглянул в выбеленную холодную комнату и сразу наткнулся на свирепый взгляд немолодой женщины. Судя по белому халату, это был медработник.
– Подождите снаружи! – рявкнула она, разминая, словно тесто, студенистую спину пациента, ничком лежащего на топчане. – Не видите, у меня массаж!
Я спокойно объяснил, что мне нужно срочно позвонить. Медработник стукнула увесистым кулаком по позвоночнику пациента и кивнула на тумбочку, где стоял телефон.
– Десять рублей одна минута!
У меня в карманах не было ничего, кроме водорослей.
– Я собираюсь звонить в милицию, – объяснил я.
– Не имеет значения! – отрезала медработник и снова ударила пациента – на этот раз ребром ладони. Пациент не реагировал. То ли ему было очень хорошо, то ли он уже умер.
Несмотря на предупреждение, я все-таки поднял трубку и набрал номер милиции. Ответил дежурный. Я постарался рассказать о том, что случилось на яхте «Галс», коротко и предельно конкретно.
– Ну и что теперь я, по-вашему, должен делать? – вздохнув, ответил дежурный. – Кинуться со всех ног разыскивать вашу яхту? А вы вообще-то кто такой? И откуда вам известно, что произошло убийство? Все факты надо подробно объяснить, доказать, обосновать, и только потом начальство примет решение…
– Я готов все объяснить и доказать, – прервал я дежурного. – Как вас найти?
– А зачем меня искать? – вежливо ответил дежурный. – Я не прячусь, я на своем рабочем месте. Можете прийти и написать заявление. Изложить все свои соображения на бумаге. Порядок во всем должен быть, гражданин. Порядок!
Я положил трубку и вышел.
– Может, все-таки заплатите? – крикнула мне вдогон медработник и, не получив ответа, добавила: – Вот же подлец!
И опять – хрясь ребром ладони по почкам.
Напрасно я думал, что пропуск был нужен только для того, чтобы зайти на пляж. Едва я приблизился к выходу, как охранник преградил мне дорогу.
– Пропуск! – угрожающе произнес он и весь затрясся от ненависти.
– У вас же написано: «Вход по пропускам», – сказал я мягко, стараясь избежать конфликта. – А я не вхожу, а выхожу.
– А как же ты попал на пляж? – с садистской улыбкой произнес охранник, радуясь тому, как ловко он поймал меня на лжи.
– Вышел из моря и попал.
– Ах, вот как! – еще больше обрадовался охранник, оттесняя меня впалой грудью. – Из моря вышел? А как ты в это море без пропуска попал?
– Я из самолета выпал.
– Из самолета? – затрясся от негодования охранник и принялся толкать меня в грудь мосластой рукой. – Вот пока не заплатишь, я тебя не пропущу! Освободи проход! Уйди отсюда!
Я отодвинул охранника в сторону, словно табурет, и вышел наружу. За моей спиной залился трелью свисток. Я спустился в подземный переход, удивляясь однобокому своеобразию этого мира, куда я вернулся. Впрочем, чему я удивлялся? Никогда прежде я не был на платных пляжах, предпочитая отдыхать на диких, где не было ни массажисток, ни охранников, и никто не вымогал деньги за пользование морем… Встречный поток людей теснил меня к стене перехода. Я шел слишком быстро, как никто не ходил в курортной зоне в это время дня, потому всем мешал и создавал водовороты. Толпы отдыхающих глазели по сторонам, налипая на нескончаемые столики продавцов курортных услуг. Две бойкие девушки разрисовывали всем желающим руки, пупки, ягодицы замысловатыми узорами; мужчина с опухшим лицом торговал вином, разлитым в залапанные бутылки; женщина со звонким голосом предлагала билеты на концерт эстрадной звезды; две толстые и шумные бабы совали в лицо прохожим поделки из ракушек и морской гальки; сухонькая старушка с быстрыми лукавыми глазками украдкой, словно нечто постыдное, показывала прохожим прикрытые тряпкой пирожки; толстый мужик, надув щеки, наполнял своим дыханием матрац, и с его сжатых губ капала слюна… Мне казалось, что я снова в открытом море – агрессивном, безжалостном ко всякому, кто окажется в его стихии, и работаю изо всех сил руками, чтобы быстрее добраться до берега, чтобы не видеть пытливых взглядов торгашей и сытых, разомлевших на солнце лиц курортников.