Я встал, потянулся, поднял руки вверх, подставил лицо звездному свету и мысленно обратился к тому, кто еще оберегал меня в этой жизни: спаси и сохрани! Помоги довести благое дело до конца!
Я бежал по шоссе так, как давно уже не бегал. Аспидная поверхность асфальта черной рекой текла мне под ноги. Я бежал легко, и это доставляло мне наслаждение. Стук сердца отдавался у меня в голове. По груди и спине струился пот, щекотя кожу. Слабый ветер приятно обдувал лицо. Мне надо было уйти за пределы города, где бы не распространялось действие комендантского часа, и там искать машину. Я выбрал направление чисто интуитивно и, кажется, не ошибся: дома с черными окнами вдруг остались позади, и по обе стороны дороги потянулись пустынные поля. Я не останавливался уже минут сорок, решив, что буду бежать до тех пор, пока не увижу машину. Что я буду делать после того, как найду ее, – я еще не знал. Решение подскажет интуиция.
Потянулись одноэтажные поселковые дома, окруженные приусадебными участками. Поднялся нестерпимый лай. Со всех сторон, из-за каждого забора надрывались злобные, охрипшие псы.
Человек – самое беззащитное существо на земле, думал я. Патруль, псы, какая-нибудь канава, открытый канализационный люк, да мало ли что еще подстерегает меня на пути – и я не смогу помочь Валери. Количество препятствий возрастает с ужасающей скоростью, когда очень желаешь, чтобы их не было. Все тот же закон подлости…
Тут я в самом деле споткнулся, но не растянулся на шоссе лишь благодаря тому, что успел схватиться за худосочное деревце, растущее на обочине дороги.
Ну вот, накаркал, подумал я и тут же увидел покачивающиеся над грунтовой дорогой, пересекающей шоссе, горящие автомобильные фары. Поднимая в воздух пыль, надрывно подвывая мотором, вдоль заборов ехал кузовной грузовичок. Я прибавил скорость, и через минуту выскочил прямо перед ним. Водитель тормознул, дико засигналил и снова тронулся с места, будто намереваясь раздавить меня, как деревенского неповоротливого гуся.
Я заскочил на подножку, просунул голову внутрь кабины.
– Э-э, парень, тебе чего, а? – испуганно закричал водитель. – Свали, а то пришибу! Клянусь мамой, прибью!
– Да подожди ты мамой клясться! Остановись, не трону я тебя! – сказал я ему в ответ, но водила вдруг резко крутанул руль вправо, и я едва не сорвался. – Вот дурила! – заорал я и достал его рукой по уху. – Тормози, а то хуже будет!
До водилы наконец-то дошло, что наверняка будет хуже, он притормозил, косо посмотрел на меня.
– Ну чего тебе?
– В Куляб надо. Причем срочно. Плачу наличными, – и я показал ему пачку денег.
– А откуда я знаю, надо тебе в Куляб или меня тюкнуть?
Я спрыгнул с подножки, открыл дверцу и сел рядом с ним.
– Дружище, – сказал я как можно ласковее, – если бы я хотел тебя тюкнуть, то сделал бы это сразу.
– Не ты тюкнешь, так на трассе нас пристрелят. Ты вообще-то кто такой? Ты соображаешь, что тут по ночам банды, как тараканы, шастают?
Я вгляделся в смуглое, испуганное лицо мужчины средних лет. Он был наголо пострижен, макушку прикрывала черная тюбетейка с серебряными витиеватыми узорами. Наверное, он был на целую голову ниже меня и уж точно раза в два уже в плечах. Он боялся меня, и это было совершенно естественно, потому что не делал даже попытки поставить под сомнение мое физическое превосходство. И тем не менее он не сдавался, он убеждал, просил, не унижаясь и не заискивая передо мной.
Мне стало его жаль. Работяга, колхозник, по всей видимости. Что он делал среди спящих дворов на своей колымаге – не берусь судить точно, во всяком случае, не злодействовал, не убивал и не грабил. И вот на его бритую черную голову свалился я – человек ночи, увязший в криминальных историях, беглец, скрывающийся от органов правосудия по подозрению в убийстве полковника, от комендатуры, как злостный нарушитель комендантского часа, пробирающийся темными закоулками на встречу с мафией, которую не так давно посмела обуть красивая темноглазая девушка, теперь нуждаящаяся в моей помощи.
В сравнении с этим маленьким, испуганным, но самоотверженным человеком я почувствовал себя выпачканным в дерьме и крови уркой, для которого нет ничего святого и который своей физической силой и угрозами добивается того, чего ему надо, плюя с высокой башни на людские судьбы, чужие проблемы. Совершенно уверен, что водитель именно таким сейчас представлял меня. Я попытался изменить его представление о себе.
– Дружище, вот тебе деньги. Я их не украл, мне дали в долг. Завтра утром, в девять часов, я должен быть в Кулябе. Моя девушка попала в беду, и никто не может помочь ей, кроме меня. Поверь мне, я не хочу причинить тебе зло.
Водитель покосился на пухлую пачку с купюрами, потом – на меня, с некоторым любопытством посмотрел на мою обувь, стрижку и руки. Должно быть, то, что он увидел, его немного успокоило, но он все еще не поддавался.
– Пристрелят нас на трассе. Точно пристрелят. Ты, похоже, не местный и ничего не знаешь. Оппозиция тут, чурки, как вы говорите, вооруженные шастают.
– Мы оба рискуем. Но за риск я тебе заплачу.
Водитель снова покосился на деньги. Взял, пролистал.
– Хорошо, – наконец согласился он. – Только сначала отвезем деньги домой. Пусть хоть вдове моей достанутся.
Он сказал «вдове» с такой скорбью, что я невольно рассмеялся и ободряюще хлопнул его по плечу.
– Прорвемся, не переживай ты так сильно!
Мы проехали по грунтовке метров триста и остановились у домика, наполовину прикрытого фруктовыми деревьями.
– Посиди тут, – сказал водитель, поправил тюбетейку, крякнул, взял деньги и спрыгнул на землю.
Я видел, как в окнах дома загорелся свет, хлопнула входная дверь, через минуту раздались голоса – торопливый, надрывный женский и приглушенный – водителя. «Вдова», как положено восточной женщине, громко запричитала, водитель прикрикнул на нее, женский голос оборвался. Вскоре водитель открыл дверцу и протянул мне стопку лепешек, большую шайбу белого сыра и пучок зелени. Сел за руль, захлопнул дверцу, взглядом попрощался с домом, утонувшим среди миндаля и инжира, потом сложил ладони лодочкой, прикрыл глаза и беззвучно помолился Аллаху.
Если его убьют, подумал я, до конца жизни не прощу себе этого. И тут же перед моими глазами всплыло узкоглазое, бронзовое от морского загара лицо нашего сторожа-корейца, убитого сотрудниками безопасности казино. Это воспоминание, неожиданно хлынувшее из памяти, я суеверно принял за намек, за грозное предостережение и, сдерживая бешеное желание выскочить из кабины, оставить несчастного водилу в покое, жестко произнес:
– Время идет! Поехали.
Черная степь наплывала на нас из бездны ночи. Мелькали в окнах высокие и узкие, как свечи, деревья; безликие, бесцветные глинобитные коробочки кишлаков, кажущихся вымершими, выстраивались в ряд вдоль обочины; изредка проносились искрой потерянные, неизвестно зачем коронованные тусклыми лампочками, освещающими лишь самих себя, столбы электропередачи.