Адвокат и Валери спокойно наблюдали за тем, как я сбрасываю нервное напряжение.
– Неплохо вы его отделали, – сказал Рамазанов, когда я снова сел за стол.
– Следующий на очереди вы.
Адвокат промолчал, плеснул себе чаю, поднес пиалу к губам. Валери тронула меня за плечо.
– Я хочу с тобой поговорить.
– Убери руки, – попросил я и дернул плечом.
– Он взволнован, – сказал адвокат. – У него невроз мщения. Он думает сейчас о том, как перевернуть стол, опустить его на мою голову, выскочить во двор… Это скоро пройдет.
Пошатываясь, к столику подошел картавый, сел рядом с Валери, долго тер голову и челюсть, размазывая кровь по щекам.
– Я твой должник, динозаврик, – пробурчал он. – Жаль, что тебя нельзя сейчас хлопнуть.
– Выйди и умойся, – сказал адвокат.
Картавый засопел, встал с дивана и вышел из комнаты.
– Мразь. Убийца и мразь, – сказал адвокат. – Этот человек в самом деле заслуживает такого обращения.
– Вы заслуживаете лучшего? – спросил я.
Адвокат поднял брови, отпил глоток.
– Заслуживаю? Нет, я никогда не думал о том, чего я заслуживаю. Вопрос в другом: чего я требую от окружающих меня людей, какую манеру общения я терплю с их стороны.
– А меня вы терпите?
– Пока да.
– Напрасно. Мне почему-то кажется, что вы очень скоро физически не сможете вынести меня.
– Что вы говорите! Никогда бы не подумал.
– А я сам себя с трудом узнаю. Прямо перерождаюсь на глазах. От общения с вами, например, у меня начинаются нестерпимые позывы на рвоту. А потому требую, чтобы ваша физиономия как можно быстрее исчезла с поля моего зрения.
– Кирилл! – воскликнула Валери.
– Что, лапочка моя? Что, мое аморфное существо?
– Пока что адвокат не причинил тебе зла, и ты не должен так разговаривать с ним!
– А это еще что за слова? Мы начали мурлыкать про зло? Мы можем даже сказать, что это такое? Мы научились отличать его от добра?
– Не паясничай! Если ты еще ничего не знаешь, то не стоит упражняться в словесности.
– Ничего более я знать не хочу. Моему правосудию достаточно фактов, чтобы вам всем вынести свой приговор. Вашему картавому интеллектуалу – за убийство, тебе, киска, за содействие в убийстве, адвокату Рамазанову – за измену правосудию.
– Мне он нравится, – улыбнувшись, сказал адвокат. – Именно таким я себе его представлял… Валери, достань-ка бутылку коньяка, у меня есть прекрасный тост.
– А вы не боитесь, что я разобью ее о вашу плешивую голову?
– Нет, не боюсь.
– Вы думаете, что я не сумею этого сделать?
– Я не думаю, я уверен в этом. Какой-нибудь другой идиот, вроде картавого, именно так бы и поступил. Вы же, в отличие от него, человек умный. Зачем вам, гражданину другой страны, скрывающемуся от милиции, подозреваемому в убийстве полковника Алексеева, возможно и американского журналиста, устраивать здесь шум, навешивать на себя новые статьи? Не нужно вам этого. Так ведь?
– Вы же прекрасно знаете, что я не убивал.
– Я, может быть, и знаю. Но милиция не знает.
– Это несложно доказать.
– Это сложно доказать. Чего стоят, например, вещественные доказательства… Э-э, Валери, будь добра, подай нам конверт, который привез картавый.
Валери поднялась с дивана, проплыла мимо меня. За ней потянулся шлейф горьких духов. Как бы невзначай она коснулась меня рукой, будто бы хотела сказать, чтобы я был внимательнее. Она подошла к книжному шкафу, взяла с полки черный конверт и подала его адвокату. Рамазанов извлек несколько фотографий и положил их передо мной.
Снимали, по-видимому, из автомобиля, стоявшего под окнами гостиницы, причем мощным телевиком с высокочувствительной пленкой. Ряд балконов, светящиеся окна гостиничных номеров. На одном из балконов – мы с Алексеевым; он курит, я стою рядом, опершись о подоконник. Второй снимок: я спускаюсь с балкона на балкон, повиснув на руках. Качество хорошее, опознать меня и Алексеева проще простого.
Я поднял глаза на адвоката и покачал головой.
– Кто докажет, что это снято в тот же вечер, когда убили Алексеева?
Рамазанов кивнул.
– Законный вопрос. Докажут вот эти люди, случайно попавшие в кадр. – Адвокат ткнул ручкой в фигурки людей на соседних балконах. – Вот этот черноволосый красавец с дамой. Или этот пузатый гражданин с бутылкой пива.
– Вы думаете, по фотографии они смогут назвать точное время?
Рамазанов спрятал фотографии в конверт.
– Видите ли, Кирилл, сам факт, что вы находились в номере Алексеева даже за несколько часов до его убийства, делает ваше алиби весьма проблематичным. А журналист? Вечером, накануне его странного прыжка с балкона, вас видели вместе в баре, на пятом этаже, в пятьсот втором номере. А известно ли вам, что у американца была похищена большая сумма денег, фотоаппаратура, которую, кстати, сегодня утром обнаружили в тумбочке вашего номера, из которого вы так стремительно исчезли минувшей ночью?.. Так что, дорогой Кирилл Вацура, я спокойно ставлю бутылку коньяка рядом с вами, наполняю рюмки и поднимаю тост: за терпение, мудрость, за то, чтобы ваша память на многие годы оставалась столь же крепкой и чистой, как и этот замечательный, десятилетний коньяк.
Он сделал маленький глоток, подержал коньяк во рту, оценивая его вкусовые качества, проглотил и отправил в рот лимонную дольку.
Я посмотрел на Валери. Она выдержала мой взгляд, хотя он был тяжел от грустных эмоций и чувств. Едва заметно улыбнулась, едва заметно шевельнула губами, словно целуя. Я в ответ скрипнул зубами и отвернулся.
– Что вы от меня хотите? Надеюсь, не пластиковую карточку?
– Естественно. Она пустая, и вы правильно назвали эту безделушку пластиковой карточкой. Не более того! Нам очень было нужно, чтобы вы сами приехали сюда.
– И для этого ваша подруга разыграла этот спектакль? – Я кивнул в сторону Валери.
– Ну, во-первых, она не моя, а скорее ваша подруга, насколько мне известно. А что касается спектакля, то потрудитесь объяснить, что вы имеете в виду?
В комнату вошел картавый. Он был умыт, следов крови на лице не осталось, хотя нос и верхняя губа, и без того крупные, отекли и стали совершенно безобразными. Картавый заметил мое любопытство по отношению к своей физиономии и прикрыл лицо мокрым носовым платком.
– В присутствии этого типа разговор наш далее невозможен, – сказал я.
– Да я тебе, динозавр, всю задницу на фашистский знак изорву! – прорычал картавый.
– Замолчи, – оборвал его адвокат. – И выйди.