– Не знаю, – ответил Ворохтин, возвращая бинокль.
– Опять интуиция?
Без пяти шесть! Робинзоны уже должны приготовиться к сеансу связи, еще раз продумать, о чем они собираются рассказать и что показать. Они наводят камеры туда, где будут сидеть, насколько это возможно, приводят в порядок свой внешний вид, стараются улыбаться, проверяют, звонко ли звучит голос. И все это для того, чтобы убедить миллионы болельщиков в своей несокрушимой воле к победе.
Ворохтин настроился на волну Бревина.
– Спасательная служба на связи! У вас все в порядке? – спросил он.
– Конечно, – не совсем уверенно и удивленно ответил Бревин. – А что, собственно, случилось?
– Ничего не случилось, – как можно естественней ответил Ворохтин. – Формальная проверка.
Ботаник долго не отвечал на вызов, и у Ворохтина уже заныло от напряжения под ложечкой.
– У меня все по плану, – наконец флегматичным голосом ответил он на вопрос Ворохтина. – Делаю голубцы из листьев одуванчика и муравьиных яиц. Надеюсь, зрителей не будет тошнить?
– Лодки поблизости не видно?
– Лодки? Да тут такой туман, что я своей руки не вижу, – явно преувеличил он.
Лагутина, как и его соперников, также ничто не беспокоило.
– Холодно и одеяло промокло, – равнодушно сказал он. – А в остальном – полный порядок.
– Пожалуйста, постарайся держать ракетницу при себе, – как о чем-то заурядном, попросил Ворохтин. – И если произойдет нечто нестандартное, немедленно подай сигнал.
– Не совсем понимаю, о чем вы говорите, – зевая, ответил Лагутин. – Но ракетница всегда при мне.
– Глаз не спускай с островов! – назидательно сказал Ворохтин наблюдателю и побежал вниз.
Аппаратная уже была готова к связи с робинзонами. Три монитора уже светились, но на экранах пока была только «кашка». Техник, сидящий за пультом, опустил пальцы на рычажки и кнопки. Саркисян с микрофоном в руках сидел рядом с ним и смотрел на электронные часы, стоящие на монтажном столике.
– Время! – сказал он. – Общий вызов!
Техник нажал на кнопку, и радиосигнал со скоростью света полетел на острова.
– Внимание участникам «Робинзонады»! – сказал Саркисян. – Кто готов к выходу на связь с базой?
– Третий остров готов, – нараспев ответил Ботаник.
Тотчас на одном из мониторов появилось крупное изображение ладони, на которой лежал продолговатый зеленый сверток.
– Запись! – скомандовал Саркисян и снова включил микрофон: – Здравствуйте, Третий! Что это лежит у вас на ладони?
– Это голубец, – прозвучал голос Ботаника, усиленный и искаженный динамиками. – Сейчас я покажу, из чего он состоит…
Огромные пальцы шевелились на экране монитора, разворачивая лист. Отчетливо были видны грязные ногти, кожный узор на подушечках пальцев, мелкая и тонкая сеточка капилляров на листе одуванчика. Мизинец осторожно поддел край листа, и экран заполнила некая омерзительная субстанция, похожая на отварной рис.
– Неужели он это сожрет? – произнес кто-то.
– Не сожрет, так заставим, – отозвался Саркисян. – Соедините меня с Пятым!.. Бревин! Александр! Вы готовы?
Ворохтин стоял за бригадой и не сводил глаз с мониторов. Бревин с коричневым от глины лицом сидит под березой, привалившись спиной к стволу, и приветственно машет рукой… Огромный мизинец ворошит муравьиные куколки; они налипают на обгрызенный ноготь, под которым чернеет грязь… Лагутин, выпрямившись во весь рост, демонстративно выжимает одеяло, показывая, как оно вымокло в тумане. За ним, в самом углу экрана, темнеет давно потухшее кострище, а на скрещенных рогатинах висит девственно-чистый котелок…
Пять минут седьмого. Все в норме. Идет запись.
– …Сегодня утром я проколол шипом терновника новую дырку в ремне! – хвастался перед камерой Бревин.
– С какой стороны ремня, Саша? – вставил вопрос Саркисян. – Ближе к пряжке или наоборот?
И чего Бревин вдруг так смутился? Хороший, с юмором вопрос. На него отвечать – одно удовольствие! Можно неплохо повеселить зрителей. А Бревин стушевался, зачем-то торопливо опустил руки на живот, словно пытался спрятать что-то…
– Аналогов этому блюду нет ни в одной кухне мира, – сказал Ботаник, сунул «голубец» в рот и откусил.
– Мы в этом не сомневаемся! – сказал Саркисян, «перелетев» на Третий. – Расскажите нам о вкусовых качествах этого пирожка!
– Такое ощущение, – медленно произнес Ботаник, не переставая жевать, – словно по языку и небу перекатываются маленькие скользкие шарики чуть кисловатые на вкус… Это отдаленно напоминает черную икру…
– К сожалению, отдаленно!.. Дайте мне Второй!.. Сергей! Синоптики предсказали, что туманная погода над вашим островом продержится еще неделю.
– Вы меня осчастливили…
Двадцать минут седьмого. Ворохтин потянулся рукой к радиостанции. Надо связаться с Кирой и узнать, как у нее дела. Можно выйти из аппаратной и немного расслабиться. Пока работают камеры, ничего «нестандартного» не произойдет.
Он не успел взяться за штырь антенны, как услышал рядом частое дыхание. Повернул голову и увидел наблюдателя.
– Ну?!
Наблюдатель, словно нарочно, медлил с ответом, смотрел на мониторы, скреб ногтями по небритой щеке.
– Что-то не нравится мне Пятый…
У Ворохтина сердце упало. Не дослушав наблюдателя, он кинулся к выходу. В тамбуре он нечаянно толкнул официантку, которая несла на подносе чашки с кофе. Официантка запищала, поднос подлетел вверх, горячий кофе брызнул во все стороны. Перепрыгивая через катающиеся по полу чашки, Ворохтин выскочил наружу и сразу увидел темное пятно Пятого острова. В первое мгновение он не заметил ничего особенного. Остров в воду не погружался, вулкан на нем не извергался, бомбовой атаке он не подвергался. Но чем ближе Ворохтин подходил к воде, тем все более отчетливо видел яркое пятно, увеличивающееся прямо на глазах. Оно двигалось, словно танцевало, и из-за плотного тумана казалось, что от него во все стороны расходятся лучи.
– Черт возьми, – пробормотал он. – Это что за пионерский костер?
Он вернулся в аппаратную. Сеанс связи подходил к концу. Ботаник, наевшись своих «голубцов», уже отключил камеру. Лагутин на прощание вскинул вверх кулак и сказал «но пасаран!». Бревин вяло убеждал, что у него открылось второе дыхание и он готов сидеть на своем острове сколько угодно.
Ворохтин протиснулся к Саркисяну и выдернул из его потной руки микрофон:
– Бревин, что у вас там горит?
Бревин, не ожидавший подобного вопроса, молча посмотрел по сторонам, пожал плечами и неуверенно переспросил:
– В каком смысле – горит?
– Ты что творишь? – не слишком сильно возмутился Саркисян. – Остановите запись!