– Дайте объяснить! Дайте объяснить! – хрипел сторож.
– Поехали! – крикнула Вика и схватилась за руль.
Сторож едва успел отскочить из-под колес. На усиленной передаче я медленно покатил по глубокой свежей колее, оставленной каким-нибудь внедорожником, возможно джипом. В глубокой канаве, в ста метрах от трехэтажного дома из красного кирпича, мы все же застряли, и дальше пришлось идти пешком.
Я никогда не видел более разъяренной женщины. Всю дорогу до дома она ругалась самой изысканной руганью и ни разу не повторилась. Я понимал, что идти в туфлях по сугробам – не самое приятное занятие, но демонстрировать двум мужчинам блестящее знание матерного фольклора было вовсе не обязательно. На месте Тарасова я дал бы ей по лицу, чтобы пригасить истерику, и донес до дома на руках. Тарасов же предпочитал не вмешиваться, чтобы самому не попасться под горячую руку жены.
Словом, под аккомпанемент нежного голоса Вики мы дошли до крыльца и, стряхивая с ног снег, несколько минут рассматривали фасадное окно. Черная ажурная решетка была откинута и висела на двух нижних петлях на манер откидной лесенки. Два тонированных стекла были аккуратно вырезаны, вынуты из рам и поставлены у стены. Под окном снег был утоптан.
– Мерзавцы, – бормотал Тарасов, шаря по карманам брюк в поисках ключей. – Бомжи, бродяги грязные! Они наверняка искали продукты. Надо было оставить на крыльце бутылку водки и кольцо колбасы, чтобы окно не портили.
Он говорил неискренне, просто успокаивая себя самого. Вика, приплясывая от холода, набиралась сил для очередного эмоционального всплеска. Я смотрел на следы. «Бомжи», похоже, использовали джип и трос для того, чтобы сорвать решетку с петель. Затем – это было отчетливо видно по следу протектора – машина развернулась на участке и вернулась на старую колею.
– Я этих сторожей разгоню, – грозился Тарасов, отпирая дверь и пропуская вперед себя Вику. – Я не пожалею денег и найму профессиональную охрану.
Мы вошли в узкий темный коридор, откуда на второй этаж полого поднималась деревянная лестница с ажурными перильными опорами. Вика включила свет и, на ходу скидывая туфли, побежала в ванную. Тарасов, напряженно глядя перед собой, лишь на секунду заглянул в комнату, дверь в которую находилась справа от лестницы, и стал торопливо подниматься на второй этаж.
– Останься здесь! – крикнул он мне не оборачиваясь.
Собственно, я и не намеревался бежать вслед за Тарасовым и остался внизу. Сняв мокрые ботинки, я с наслаждением прошелся по мягкому ворсу ковра в конец коридора, заглянул на кухню, а затем в комнату, значительную часть которой занимал прямоугольный обеденный стол. Буфет, стулья с гнутыми ножками, кондовые кресла с круглыми подлокотниками и такой же диван, покрытый белым холщовым чехлом, напоминали экспонаты дома-музея какого-нибудь писателя или ученого, жившего в начале века. Края скатерти, которой был застелен стол, колыхались от холодного сквозняка, на полу дрожали маленькие лужицы от растаявшего снега. Воришки – и это было заметно сразу – прошли эту комнату по диагонали, от окна к двери, не прикасаясь к мебели, не интересуясь антикварным столовым серебром, матово блестевшим на полках буфета.
Я вернулся в коридор. Из ванной комнаты доносился тихий гул газовой колонки и шум воды. Вика не заперла дверь, и я как-то само собой оказался в ванной.
Очаровательная стервоза стояла на коленях под струей воды и, постанывая от наслаждения, массировала тело. Теплые брызги попали мне на лицо, и, не сводя глаз с нагой натуры, я потянулся за полотенцем.
– Дверь прикрой, раз уже зашел, – сказала Вика, не поворачивая головы.
Я дотронулся до ее нежной шеи, потом мои пальцы съехали по скользкой коже на плечо, а оттуда, по головокружительному спуску, на грудь и замерли на тугом розовом соске.
– У тебя холодные руки, – сказала Вика. – А ты не боишься моего мужа?
– Нет, – ответил я.
– Тогда намыль мочалку и потри мне спину.
Она встала, повернувшись ко мне пухлыми, прекрасной формы ягодицами и, чуть склонив голову, поторопила:
– Ну, что ты там застрял?
Пышная пена укутала ее спину с ровным желобком посредине, лопатки, поясницу и сползла на попку.
Дверь вдруг распахнулась. Я почувствовал, как по ногам прошелся холодный воздух. Облако пара всплыло под потолок. Вика даже не шелохнулась. Она продолжала все так же стоять, слегка выгнувшись ко мне и упираясь руками в облицованную белой плиткой стену. Я кинул мочалку на дно ванны и сунул руки под струю, готовясь к тому, что Тарасов сейчас двинет меня по затылку. Но этого не произошло.
– Викуль, – мертвым голосом произнес он, – золото пропало.
Она повернулась так резво, что поскользнулась на мыле и непременно упала бы, если бы вовремя не схватилась за мои плечи. На Тарасова было страшно смотреть. Рот его был искривлен, словно ему только что удалили зуб и набили рот ватными тампонами, глаза наполнила тоска потерявшей хозяина собаки.
– Что?! – с явной угрозой в голосе прошептала Вика и неожиданно швырнула в лицо Тарасова пригоршню воды. – Я тебя убью, если это так!! Я тебя, идиота такого, живьем закопаю!!
Оттолкнув меня, она выпрыгнула из ванны и, как была голой, выскочила в коридор.
– Показывай!! – закричала она оттуда. – Где ты его хранил?! Куда ты его, говнюк, спрятал?! Какого черта ты вообще здесь его держал?! Мало было места в квартире?!
– Я думал, что тут надежнее, – совершенно жалким голосом лепетал Тарасов, вытирая рукой мокрое лицо.
До меня стало доходить, о каком золоте шла речь, и я, мгновенно перейдя от защиты к нападению, схватил его за лацкан пиджака.
– Объясни-ка мне, какое это золото у тебя пропало?
– Не твоего ума дело! – неожиданно громко и зло крикнул Тарасов, отталкивая меня от себя. – Пошли все вон, дайте мне собраться с мыслями!
– Да нет у тебя мыслей! – Вика вдруг схватила Тарасова за шею со стороны спины и стала его терзать. – И никогда не было! Показывай, гадина, где оно лежало!
Голая, мокрая, она напоминала взбесившуюся дикарку, напавшую на европейца, который посмел посягнуть на ее тростниковую хижину. Тарасов, неуклюже отбиваясь, стал приближаться к лестнице. У меня уже не было необходимости вмешиваться в семейный конфликт, и я, следуя за четой на некотором удалении, любовался редким зрелищем.
Сначала Тарасов с вцепившейся в него Викой, а затем и я поднялись на второй этаж, где в одной из комнат находилась бильярдная с угловой барной стойкой, камином и журнальным столиком. Должно быть, еще совсем недавно здесь было чисто и уютно. Сейчас же в комнате царил хаос: бильярдный стол был повален на пол, а зеленое сукно, обтягивающее игровое поле, было жестоко порезано во многих местах. Стойка, засыпанная слоем битых бутылок, напоминала поверхность реки в период вскрытия льда. На полках я не мог найти ни одного целого бокала или бутылки. Ощетинившиеся пружинами кресла, поставленные вокруг журнального столика, можно было с успехом использовать в финальной сцене спектакля «Двенадцать стульев». За камином зияла глубокая ниша.