— Кто? — одними губами спросил он меня.
— Милосердова, — ответил я.
Леша вопросительно посмотрел на меня. Он, как и я, впервые слышал эту фамилию. Я посчитал, что здесь и в такой момент объяснять Леше, кто такая Милосердова, будет неэтично, и приложил палец к губам. Он кивнул и уставился на причал.
Покойницу поднесли к машине «Скорой помощи» и загнали носилки внутрь. Милицейский «уазик» завелся и дал задний ход, раскидывая вспышки света из установленной на крыше «мигалки». Люди снова расступились — на этот раз без команды и окриков милиционеров, пропуская машины. Старая женщина, которая крестилась рядом со мной, вдруг прижала руки к груди и дурным голосом завыла:
— Кормилица ты наша-а-а! Матушка-голубушка-а-а! Как же мы теперь без тебя-я-я!..
Комок встал в моем горле. Я искоса взглянул на Лешу. Он побледнел, а пальцы, которыми он нервно теребил усы, мелко дрожали.
Не успели все три машины скрыться за поворотом, как из притихшей толпы снова раздался вопль фиолетовой провокаторши:
— Кто теперь вернет наши денежки? Загубили женщину, а мы ей так верили! С кого теперь спрашивать? Где кассиры и бухгалтеры? Сюда их! На народный суд!!
Мы с Лешей поспешили отойти в сторону.
— Ну что, частный детектив, берешься за это дело? — спросил Леша, жадно затягиваясь сигаретой.
— Сам Бог велел, — ответил я. — Меня пытались здорово подставить, но, к счастью, у моих недоброжелателей произошла осечка.
— О чем ты? — не понял Леша.
Я рассказал ему о письме, найденном в кармане накидки. Леша никак не отреагировал на это сообщение. Мне показалось, что он был больше озабочен собственными мыслями. У меня вдруг мелькнуло подозрение, что Леша испугался нашей с ним дружбы. Быть рядом с человеком, на котором лежит тень подозрения в убийстве, — малоприятно. Могут затаскать на допросы в качестве свидетеля.
Я человек от природы несдержанный и обычно говорю то, что думаю.
— Вот что, — сказал я таким тоном, словно все уже было давно решено. — Тебе больше не стоит так часто общаться со мной. Мне не хочется, чтобы тебя в чем-либо заподозрили: в содействии, в соучастии. Не дай Бог!
— Что-что? — произнес Леша, и по его губам скользнула снисходительная усмешка. — Не стоит с тобой общаться?.. Да-а, низкого же ты обо мне мнения.
Я прикусил язык. Леша нахмурился. «Ну вот, обидел человека», — подумал я, прикидывая, как теперь исправить положение.
Минуту мы молчали. К нам шел Кныш, все еще прижимая рацию к щеке. Я знал, что Володя не станет разговаривать в присутствии незнакомого ему Леши, и пошел ему навстречу.
— До самого основания размозжен череп, — сказал Кныш, отводя меня в сторону открытого кафе. — Ориентировочно: вчера в полдень на Диком острове.
— А кто опознал тело?
— Ее брат. Он уже вчера вечером заявил, что сестра отправилась на остров и не вернулась. Крутился здесь только что, в черном костюме. На острове, говорят, в обморок упал, когда увидел, что от сестры осталось.
— Кто он такой?
— Москвич, кандидат наук, в недавнее время преподавал в МГУ философию, а сейчас занимается политикой, возглавляет партию радикальных мер.
— Вот как? У Милосердовой, оказывается, влиятельный родственник.
Кныш усмехнулся.
— Без влиятельных родственников она бы не открыла акционерного общества.
— Следы какие-нибудь нашли? — как бы между прочим спросил я.
— Да, на яхте следов много.
— Какие же, интересно? — Я почувствовал, как внутри меня все похолодело.
— Отпечатки пальцев. И все они идентичны отпечаткам пальцев трупа.
— И больше никаких?
Кныш отрицательно покачал головой.
— Штурвал, рычаг скоростей чисты, словно к ним вообще никто не прикасался. Наверняка убийца работал в перчатках… Что интересно — убивали ее на острове, а потом труп спрятали в трюме.
Мы дошли до столика под зонтом.
— Выпьешь чего-нибудь? — спросил я.
— Не могу. Я же на государственной службе, а не в твоей фирме.
— Не жалеешь, что ушел? Кныш усмехнулся.
— Так ты же не платил три месяца подряд! А детишки, между прочим, кушать хотят каждый день… Ну, ответь честно: ты в самом деле хочешь взяться за это дело? И есть заказчик?
— Заказчика нет. Причина в другом. Но об этом позже. Скажи, Володя, кто управлял яхтой? Не одна же Милосердова поплыла на остров?
Кныш крякнул с досады и почесал затылок.
— С капитаном вообще запутанное дело. Моргун утверждает, что Караев снялся вчера с якоря около одиннадцати часов утра и взял курс на Ай-Фока. А спустя часа три Дима видел капитана на берегу в пивбаре. Когда спросил у него, где «Ассоль», тот ответил то ли в шутку, то ли всерьез: «Сдал в прокат».
— Допросили Караева?
— В том-то и дело, что Караев исчез. Дома его нет, соседи говорят, что сегодня не ночевал.
— Ты его подозреваешь?
— Пока для этого нет веских оснований. Версия, что убийство совершено с целью ограбления, отпадает. На пальцах убитой остались нетронутыми кольца из золота и серебра.
— А с братом Милосердовой говорили?
— Братишка покойницы — очень немногословный тип. Сказал лишь, что никого не подозревает, что явных врагов у сестры не было, а потом добавил, что, дескать, бизнес — это всегда риск и не стоит предавать это дело громкой огласке.
Я собрался с мыслями, посмотрел Кнышу в глаза и спросил:
— Ты мне доверяешь, Володя?
Кныш терпеть не мог подобные вопросы. Все правильно, профессиональный мент не должен никому доверять. И все же мне нужен был мостик, чтобы перейти к главному.
— Короче, Кирилл! Если есть что сказать — выкладывай!
— На меня наехали. Кныш вытаращил глаза.
— Наезжать на директора сыскного агентства — себе в убыток Кто? Когда? «Гастролеры»?
— Нет, не «гастролеры». На меня пытались повесить убийство этой Милосердовой.
Кныш приоткрыл рот от удивления. Минуту он не сводил глаз с моего лица, словно пытался понять, не шучу ли я.
— Ну-ка, ну-ка, — сказал он. — Давай-ка все подряд и подробненько.
Я рассказал ему все, что случилось со мной вчера, начиная с ловли крабов у берегов острова и заканчивая белой накидкой и письмом, выполненным моим почерком.
— М— Да-а, — протянул Кныш, барабаня пальцами по столу и уже не глядя на меня. Он физически не был способен поднять глаза. Была у него такая дурная привычка, которая выдавала его недоверие с головой. — Где письмо?