– Ну вот, – дрогнувшим голосом ответила Лера, и мне показалось, что глаза ее заблестели, – и вы тоже…
– У тебя есть пистолет? – быстро спросил я.
Лера судорожно сглотнула и снова покрутила головой. «Стерлинг» под сиденьем «девятки» был серьезным козырем, но я не спешил пустить его в ход. Девочка должна была завраться, запутаться и сама завести себя в тупик.
– Что ты делала на мансарде, когда раздался выстрел? – задал я второй вопрос, приблизившись к Лере почти вплотную. Теперь я сам себе напоминал Виолетту, которая таким образом обнюхивала меня.
– На какой мансарде? – пролепетала Лера, сглатывая слезы.
– Где комната Марко!
– Когда раздался выстрел? – уточнила она и уже раскрыла рот, чтобы еще что-то сказать, как вдруг я услышал за дверью крадущиеся шаги. Я едва успел закрыть Лере рот ладонью.
Мы замерли. Я прислушался к осторожным шагам. Сомнений быть не могло: кто-то намеревался незаметно пробраться на кухню. Я вовсе не возражал, чтобы какой-нибудь проголодавшийся обитатель особняка в поисках пищи тайно проник на пищеблок. Но мне совсем не хотелось засветиться с Лерой вместе в столь таинственной и многозначительной обстановке. Особенно после того, как меня обнюхала и в чем-то заподозрила Виолетта.
За мгновение до того, как дверь кухни открылась, я вместе с Лерой нырнул под стол. Лере было трудно стоять на корточках в плотно облегающем платье, и она села на кафельный пол, вытянув ноги. Я позволил ей опереться о мое плечо. Мы перестали дышать и уставились на входную дверь.
Край стола не позволял видеть вошедшего в полный рост, но вызывающе короткая юбка и потертые остроносые туфли со сбитыми каблуками выдали Кику. Девушка на некоторое время застыла на пороге, словно определяла, насколько безопасно ей заходить в темную кухню. Затем она тихо прикрыла за собой дверь, заперла ее на задвижку и медленно пошла вдоль столов. Сделав круг, она приблизилась к нам и остановилась перед столом. Ее ноги были так близко, что я мог без труда пощекотать ее под коленкой.
Я взглянул на Леру. Моя подруга от напряжения покусывала губы. Глаза ее были широко раскрыты, словно девушка была готова увидеть какое-то ужасное зрелище.
Раздался тихий стук, затем звякнула посуда. Кика наступила на световое пятно и встала на цыпочки. Наверное, она пыталась достать какой-то предмет с полки. Никогда еще я не рассматривал ноги малознакомой девушки так откровенно, но не потому, что они меня слишком интересовали. Просто они находились перед самыми моими глазами и заполнили собой все поле моего зрения.
Лера, видимо, этого не поняла и позволила себе ревновать. Она шевельнулась, подалась вперед, чтобы не касаться спиной моего плеча, и сделала движение, будто хотела пригладить на голове волосы. При этом она, естественно, задела локтем крышку стола.
Хорошо, что в это мгновение Кика что-то уронила, и мы остались незамеченными. Я изобразил на лице гримасу голодного каннибала и поднес к лицу Леры кулак. Лера удовлетворилась тем, что я перестал пялиться на ноги Кики, и снова замерла. Кика тоже застыла, прислушиваясь. В кухне повисла гробовая тишина.
Я подумал, что если сейчас нечаянно чихну, то Кика получит разрыв сердца. Быстрее бы она ушла. Что ей здесь нужно? Чайник? Соль? Нож? Но почему она не зажигает свет? Почему ведет себя так осторожно, словно воровка в чужом доме?
Наконец она отошла от стола. Медленно, на цыпочках Кика подошла к плите, постояла рядом с ней несколько секунд, о чем-то напряженно думая.
Лера коснулась губами моего уха и едва слышно шепнула:
– От вас нафталином пахнет… Как от Плосконоса.
Прежде чем я закрыл ей рот ладонью, она успела добавить:
– Вы что, в одном шкафу с ним прятались?
Убить ее мало за такие фокусы! Нашла время говорить про запахи. И все же это интересное открытие – оказывается, от меня, как и от Плосконоса, пахло нафталином. Наверное, я нахватался от него этой вони, когда прижимал его к стене.
Кика повернулась и пошла к двери, но посреди кухни остановилась и вдруг опустилась на корточки. Теперь я видел ее всю. Девушка держала в руках керосиновую лампу. Вот что ей понадобилось! Наверное, она предусмотрительно запаслась источником света на тот случай, если кто-то снова вырубит электричество.
Но Кика собиралась использовать керосинку для других целей. Я смотрел на нее и не мог понять ее манипуляций. Сидя на корточках, девушка осторожно сняла стеклянную колбу, положила ее рядом с собой и покачала лампу, определяя, много ли в ней керосина. Затем она стала свинчивать форсунку. Ей не хватало сил, рука скользила, Кика сердито сопела. Она подняла голову и посмотрела по сторонам – удивляюсь, как она нас не заметила! Нашла тряпку, накинула ее на форсунку и наконец свинтила ее.
Дальнейшие ее действия вообще невозможно было объяснить логически. Кика вылила чуть-чуть керосина на пол, отставила лампу в сторону и, чиркнув зажигалкой, попыталась поджечь маслянистую лужицу. Пламя зашипело и погасло. Кика чиркнула еще раз. Тот же результат. Я видел, как девушка нервничает и злится. Я ничего не понимал. Допустим, керосиновая лужица вспыхнула бы, как спирт. И что дальше? Зачем Кика это делает? Она пытается спалить кухню? Но проще было бы зажечь конфорку и поднести к ней край шторы.
Лера многозначительно взглянула на меня, словно хотела сказать: вот, мол, какие тут дела творятся, а ты на меня бочку катишь! Странное поведение Кики мне еще ни о чем не говорило, но наступил удобный момент, чтобы вылезти из-под стола в роли охотника, а не загнанного в западню зверя. И, конечно, грешно было не воспользоваться случаем взять Кику на пушку.
Когда девушка в четвертый раз поднесла к керосину зажигалку, я выполз из-под стола и спокойно сказал:
– Это не так делается. Керосин сам по себе не горит.
Эффект от моего появления был просто поразительным. Кика сразу потеряла дар речи и лишь негромко вскрикнула. Зажигалка выпала из ее руки. Глядя на меня сумасшедшими глазами, она попятилась, но вскоре уперлась в стену. Полагая, что я сейчас буду ее убивать, Кика выставила вперед руки и, едва ворочая языком, произнесла:
– Не подходи…
Пришлось мне приостановить свою решительную атаку и дать задний ход.
– Спокойно, – сказал я, присаживаясь на сервировочный столик. – Не надо кричать. Я тебя пальцем не трону. Но ты должна во всем признаться.
– В чем признаться? – эхом отозвалась Кика.
Тут некстати за моей спиной выросла фигура Леры. Появление столь одиозной личности, обвиненной во всех смертных грехах, вызвало у Кики прилив чувства собственного достоинства. Она стала быстро приходить в себя, и я понял, что потеряю власть над ней до того, как она признается в своем несуразном поступке.
– Нам все известно! – попытался надавить я. – Признайся сама, лучше будет! Зачем тебе понадобилась лампа?