Они остались одни – смертные рассеялись по всей округе и мчались прочь. Ветер доносил протяжные сверхъестественные вопли, напоминающие звук обгорающей фольги, – где-то опять гибнут бессмертные… Но где?
Бок о бок с Арманом он неторопливо пересек авеню. Они шли по потрескавшемуся тротуару темного переулка мимо поблекших оштукатуренных домов, мелких магазинчиков и покосившихся неоновых вывесок.
Вперед, вперед, вперед… Ночной воздух остывал, становилось холодно, вокруг царила тишина. Лишь вдали скорбно завывали сирены.
Едва они вышли на широкий, ярко освещенный бульвар, как в облаке зеленоватого света возник большой неуклюжий троллейбус. Сквозь пустоту и тишину он двигался навстречу им словно призрак. За грязными, заляпанными окнами виднелись немногочисленные смертные пассажиры. Водитель держал руль как во сне.
Арман устало поднял глаза, как будто хотел проводить троллейбус взглядом. И к изумлению Дэниела, он остановился рядом с ними.
Они вместе забрались внутрь, проигнорировав ящичек для монет, и упали рядом на длинное кожаное сиденье. Водитель даже не повернул головы и продолжал всматриваться в темноту за ветровым стеклом. Арман прислонился к окну и тупо уставился в черный резиновый пол. Волосы его растрепались, на щеках чернели пятна сажи, верхняя губа едва заметно приподнялась. Углубившись в размышления, он, казалось, совершенно забыл о себе и о том, как выглядит.
Дэниел посмотрел на убогую компанию смертных: женщина с лицом, как чернослив, и щелкой вместо рта, окинувшая его недобрым взглядом; пьяница без шеи, храпевший, свесив голову на грудь; женщина-подросток с маленькой головой, свалявшимися волосами и язвами в уголках рта, держащая на коленях малыша-гиганта с кожей, похожей на жвачку. Надо же, ни одного человека без какого-нибудь ужасного изъяна! А там, на заднем сиденье, и вовсе покойник с полузакрытыми глазами и засохшей на подбородке слюной. Неужели никто не знает, что он мертв? Под ним высыхает вонючая лужа мочи.
Дэниелу показалось, что у него самого мертвые, страшные руки. Водитель, поворачивающий руль, походил на труп с ожившей рукой. Это что – галлюцинация? Троллейбус, идущий в ад?
Вовсе нет. Самый обычный троллейбус, на каких он и сам ездил миллион раз; в поздние часы на них обычно катаются те, кто устал или совсем опустился. По его лицу неожиданно расплылась глупейшая улыбка, и он даже едва не засмеялся, подумав о мертвеце на заднем сиденье, о том, что все эти люди едут куда-то без всякой цели, о том, как освещение меняет их лица… Но потом к нему вернулся страх.
Молчание действовало ему на нервы. Равно как и медленное покачивание троллейбуса, и вереница грязных и мрачных домов за окном. Невыносимо было видеть равнодушное лицо Армана и его пустые глаза.
– Она вернется за нами? – спросил Дэниел. Он больше не мог это терпеть.
– Она знала, что мы там, – тихо сказал Арман, и его глаза потускнели. – Она прошла мимо.
Он удалился на высокий травянистый склон, за которым плескались холодные волны Тихого океана.
Теперь город открывался перед ним как на ладони, и где-то там среди множества огней затерялась смерть, нереально тонкий вой сверхъестественных душ смешивался с более насыщенными, сочными звуками населенного людьми города.
Дьяволы преследовали Лестата, до тех пор пока его «порше» не вылетел в кювет. Лестат, несмотря на аварию, остался невредим и предвкушал битву; но тут снова взметнулось пламя, уничтожая и рассеивая окруживших его врагов.
В конце концов, когда рядом с ним остались только Луи и Габриэль, он согласился скрыться на время, поскольку не мог сказать с уверенностью, кто именно выступил в роли их защитника и спасителя.
Эти трое и понятия не имели о том, что царица продолжала преследовать их обидчиков.
Ее могущественная сила парила над крышами, сражая тех, кто успел убежать, кто метался в поисках убежища или, охваченный смятением и болью, по-прежнему оставался рядом с поверженными спутниками.
Ночной воздух насквозь пропитался запахом пылающих вампиров, этих воющих призраков, после которых не оставалось ничего, кроме испорченной одежды на пустых тротуарах. Внизу, под фонарями покинутых стоянок, представители закона безрезультатно пытались разыскать трупы; пожарные тщетно искали себе помощников. Жалобно вопили смертные подростки…
Незначительные раны были обработаны; тем, у кого совсем сдали нервы, ввели наркотик, а потом унесли их с места происшествия. Как эффективно работают все городские службы в эту эпоху изобилия. Вода из гигантских шлангов смыла опаленные лохмотья тех, кто сгорел, и территория вновь стала чистой.
Крошечные существа спорили и клялись, что своими глазами видели жертвоприношения. Но никаких улик не осталось. Она уничтожила все без остатка.
А теперь она удалялась от концертного зала, чтобы заглянуть в самые укромные щели города. Ни углы, ни двери, ни окна не могли стать преградой на пути ее великой силы. То в одном, то в другом месте вдруг вспыхивал огонек – как будто чиркнули спичкой, а потом – ничего…
Ночная жизнь постепенно стихала. Бары и магазины запирали двери, гасили огни, и тьма становилась еще гуще. Машин на шоссе было уже совсем мало.
Одного из древних, мечтавшего лишь увидеть ее лицо, она нагнала на улицах Норт-Бич – он полз по тротуару, а она постепенно сжигала его. В последние секунды его кости превратились в пепел, а мозг – в массу тлеющих угольков. Еще одного она нашла на высокой плоской крыше, и он пролетел над мерцающим огнями городом, как падающая звезда. Когда все было кончено, поток воздуха подхватил его пустую одежду, словно почерневший клочок бумаги.
А Лестат отправился на юг, в свое убежище в Кармелвэлли. Ликующий, опьяненный любовью к Луи и Габриэль, он вспоминал старые времена и делился своими мечтами, совершенно не подозревая о последней бойне.
– Где же ты, Маарет? – прошептал Хайман. Ночь хранила молчание. Если Маэл даже и находился поблизости и услышал зов, то тоже не откликнулся. Когда напали на Джессику, несчастный Маэл в отчаянии выбежал на открытое пространство и, вполне вероятно, теперь тоже уничтожен. Хайман вспомнил, как Маэл стоял и беспомощно смотрел вслед машине «скорой помощи», увозившей от него Джессику.
Хайману никак не удавалось его найти.
Он прочесал усеянные огоньками холмы, глубокие низины, где трепет душ звучал как громогласный шепот.
– Зачем только я все это видел? – спросил он. – Зачем сны привели меня сюда?
Он остановился, прислушиваясь к смертному миру.