При входе в штаб меня остановил дежурный и, спросив мою фамилию, протянул короткую записку от Локтева.
«Кирилл! – писал он своим мелким, неровным почерком, с буквами, валящимися друг на друга, который отличает энергичных, но не всегда последовательных людей. – Я на совещании в штабе МС. В 15.00 жду тебя на том же месте, где мы пили чай. Локтев».
На том же месте, мысленно повторил я и выругался. Локтев полагает, что я свободно ориентируюсь в Душанбе и найти то летнее кафе для меня не составит труда.
До обеда я бродил по центральному рынку, пробовал инжир, яблоки, соленые орешки и, не в состоянии отказать чрезмерно настырным продавцам, покупал все, что мне навязывали. В итоге я вышел с рынка с двумя большими пакетами в руках.
Мне нетрудно было останавливать машины, но значительно сложнее объяснять водителям, куда мне надо.
– Сквер, пруд, – говорил я, – там лебеди плавают. На берегу – кафе, официанта зовут Сафар.
– Не знаю, – отвечал водитель.
– Сквер, лебеди в пруду, – говорил я другому, но и тот отрицательно качал головой.
Только водитель пятой или шестой машины кивнул на сиденье.
– Сейчас найдем!
И мы поехали по всем скверам Душанбе. Естественно, я опоздал почти на двадцать минут, но Локтев не принял мои извинения и признался:
– Да я сам только что приехал. Командующий задержал.
Мы расположились, кажется, за тем же столиком, за которым сидели в нашу первую встречу. Локтев подозвал официанта. К нам подбежал босоногий мальчик в замусоленном переднике.
– Это еще что за пионер? – удивился Локтев. – А где Сафар?
– Сафар нет! – ответил юный официант.
– А когда же он будет?
– Никогда не будет. Он здесь не работает. Плов? Шашлык?
– Все неси, – ответил Локтев. – Что-то я проголодался. – И когда мальчик убежал на кухню, сказал мне: – Не нравится мне это… У меня есть одна скверная привычка: я люблю, чтобы меня всегда обслуживал один и тот же официант, стриг один и тот же парикмахер, чтобы в бане подавал пиво и простыни один и тот же банщик. Но здесь, в Душанбе, никак не получается иметь постоянный персонал. Только начинаешь доверять человеку, только налаживаются отношения, а он вдруг – шпок! – и исчезает. И никто не знает, где его найти. Это уже не первый случай… Да-а, – протянул он многозначительно, глядя на кухню, – сначала он разносит еду, моет столы и посуду, потом сам будет готовить и считать деньги, потом научит этому своих детей. А поговори с ним – счастливейший человек! Интересно, ты, Кирилл, счастливый?
– Конечно.
– Надо же, – покачал Локтев головой. – Никогда бы не подумал.
– Ты вызвал меня для того, чтобы поговорить со мной о счастье?
Локтев ненатурально рассмеялся, откинулся на спинку стула, покачался на двух ножках.
– Все разговоры, собственно, сводятся к проблеме счастья. Потому что каждый человечишка на земле хочет, так сказать, его обрести.
– И альтруисты?
– В первую очередь альтруисты! Делая бескорыстно добро другим, они получают от этого удовлетворение. По сути, они те же эгоисты, но лишь в извращенной форме.
– Я двумя руками за такой эгоизм.
– Я тоже. – Локтев протянул мне свою крепкую ладонь и неожиданно поменял тему разговора: – А ты, значит, уже успел отличиться? Я читал рапорты командира полка и начальника заставы. Завтра персонально по тебе буду докладывать комдиву.
– Я стал такой заметной фигурой в дивизии?
– Случилось ЧП. У пограничников и у нас есть потери. К сожалению, так было когда-то давно заведено: командиры в большей степени виновны в гибели солдат, чем противник, им и отвечать.
– Значит, ты считаешь, что я виновен в гибели солдат?
– Пока я ничего не считаю. Я хочу выслушать тебя.
– Я не хочу оправдываться.
Локтев усмехнулся и положил мне на плечо свою тяжелую волосатую руку.
– Ну-ну, не надо эмоций и обид. Мне вовсе не нужно твое оправдание. Я выслушал одну сторону, теперь, чтобы докопаться до истины, я хочу выслушать тебя.
– И ты мне поверишь?
– Естественно.
Я рассказал Локтеву о прибытии на границу, о конфликте с начальником заставы, о пастухе, его овчарне и людях, которые появлялись там в те ночи, когда заставу обстреливали.
– С двумя сержантами я снял миномет. Боя как такового уже не было, выстрелы почти затихли. За тот час, пока меня не было, на границе ничего существенного не произошло.
– И что ты выяснил?
– Что обстрелы застав – отвлекающий маневр.
– Это не бог весть какая новость.
– Граница во многих местах дырявая.
– И это, к сожалению, нам известно. Больная тема.
– Пастух работает на контрабандистов. Я думаю, что он выясняет и сообщает моджахедам, на какие участки выставляются пограннаряды.
– А вот это интересно. Но эта информация для таджикской службы безопасности. Все?
– Нет, не все.
Мальчик принес тарелки с пловом, шашлыками и несколько лепешек. Мы одновременно принялись за еду и некоторое время молчали.
– Ну так что еще? – спросил Локтев, вытирая губы платком.
– Я пытался выследить, куда от границы переправляется контрабандный товар, но группа оторвалась от меня.
Локтев подносил ко рту очередной кусочек мяса, но рука его остановилась на полпути.
– Ты все еще думаешь, что они переправляют его сюда, в дивизию?
– Да, я предполагал это.
– Ну и голова у тебя! Бог с тобой, Кирилл! – с возмущением прошептал Локтев и постучал ладонью по столу. – И как ты себе это представляешь? Группа бородатых чурок на ослах ввозит на территорию штаба дивизии тяжелые баулы?
– Я не думал, что у тебя такое примитивное мышление, – сказал я тоже не очень вежливо.
– Тогда изложи мне так, чтобы не было примитивно.
– Повторяю: я всего лишь предполагал такой вариант.
– А теперь?
– Теперь я располагаю другой информацией.
– Ты поделишься ею со мной?
– В Москву поставляется не сырье, а готовый продукт. Героин чистейшей пробы.
– Ты хочешь сказать, что наркоделы таскают через Пяндж не соломку, не опий, а героин?
Я отрицательно покачал головой.
– Не думаю, что в Афгане есть условия для производства героина. Насколько мне известно, это довольно сложный процесс.
Локтев курил и постукивал пальцами по столу в такт восточной музыке, которая доносилась из кухни. Я разламывал лепешку и кидал кусочки в воду. Лебеди медленными грациозными движениями вылавливали хлеб и проглатывали, не вынимая его из воды.