– Какой разговор! – охотно согласился Роман. – Надо, значит, надо!
– Справишься сам, если что случится?
– А что случится? Ну начнут два барбоса бродить по двору с металлоискателем, а потом копать яму. Одному под дых, другому по рогам…
– А у барбосов может оказаться оружие.
– И у меня может оказаться. Подумаешь, невидаль какая.
Мы расстались. Я вернулся к машине. Не подставить бы парня под пулю, подумал я. Горячий, рубаху на груди рвет, ради меня сутками готов в засаде сидеть. Правильно говорят, что самые верные друзья остаются с детства, со школьных времен. А мы с Романом шесть лет за одной партой просидели.
Инга ждала меня у калитки. Когда я остановился рядом с ней, она открыла дверь, но, прежде чем сесть, попыталась устроить мне сцену, очень напоминающую семейную:
– Ты смотрел на часы?
– Смотрел. Нормальные часы, с таймером и секундомером…
– Когда мы договорились встретиться?
– Ты очень громко говоришь. Как жена.
– Да если бы я была твоей женой…
Она не придумала, какого наказания я заслужил, села в машину и приказала:
– Гони! Браз два часа назад на площадку уехал. Он просил, чтобы я напомнила тебе о твоем обещании.
– Ну так напоминай!
– Мускулистые парни! – крикнула Инга.
– Две штуки?
– Да!
– Только одна штука есть, – покачал я головой. – Но зато очень мускулистая штука! Сейчас покажу.
Мы поехали в «Персей». Я искоса поглядывал на строгую Ингу. Лицо ее, лишенное какого бы то ни было макияжа, казалось бледным и усталым. Только что вымытые волосы не были просушены и уложены. В таком виде надо в постель ложиться, а не на съемки ехать.
Инга словно услышала мои мысли, провела пальцами по лицу, повернулась ко мне.
– Я хорошо ресницы отмыла?.. Перед гримом надо все с себя смывать. Кожа должна быть чистой и сухой… Послушай, а ведь ты небрит!
– А зачем мне быть бритым?
– Как зачем? Браз тебе ничего не говорил?
– Говорил. Он говорил, что искусство зависит от денежного мешка…
– Ну тебя! – махнула рукой Инга. – Пусть он сам с тобой разбирается… Куда мы едем?
Я не ответил, круто развернулся перед лечебным корпусом, в подвале которого был оборудован тренажерный зал, и посигналил. Гера не заставил себя долго ждать. Двери раскрылись, и судакский Шварценеггер вышел на улицу. Я едва из машины не вывалился. Тренер по бодибилдингу выглядел так, словно уже собрался на вручение «Оскара» за лучшую мужскую роль. В отличие от меня Гера был гладко выбрит, причесан и напомажен, но что меня поразило больше всего, так это его одежда. Тренер в костюме и галстуке – все равно что президент страны в пижаме. Деревянной походкой он приблизился к машине, осторожно, чтобы не порвать пиджак под мышкой, протянул руку и открыл дверь. Увидев, что переднее место занято, он скомканно извинился, излишне круто повернулся, и оторвавшаяся от пиджака пуговица щелкнула по ветровому стеклу.
– Ты что?! – возмутился я, в то время как Гера устраивался на заднем сиденье и несчастный пиджак трещал на его могучем торсе. – Ты как оделся? Разве я тебе не говорил, что фильм исторический?
– Нет, – покрутил головой Гера. – А какая разница?
Инга ущипнула меня за руку, но я уже не мог остановиться.
– Да где ты видел, чтобы в средние века такие костюмы с галстуками носили?
Гера критически осмотрел себя и взялся за ручку двери.
– Ладно, не наезжай! – сказал он. – Пойду переоденусь…
Он уже готов был выйти, как я тронулся с места, а Инга, повернувшись к Гере, успокоила его:
– Поменьше слушайте этого болтуна! Там вам и костюм дадут, и грим наложат. А то, что побрились, это очень хорошо.
Ишь, как хвостом крутить стала! – подумал я. Шею сейчас свернет!
Гера, чувствуя себя стесненным из-за внимания к себе незнакомой девушки, ослабил узел галстука и молча уставился в окно.
– Между прочим, – сказал я ему, – впереди тебя сидит исполнительница главной роли Инга Арабова, она же Марта Лехтине, она же графиня Лавани.
– Понятно, – едва слышно буркнул Гера и еще сильнее вжался в сиденье. По-моему, он так и не понял, как же на самом деле зовут исполнительницу главной роли.
«Вот кто никогда не вляпается в дурацкие истории, – подумал я, глядя в зеркало на Геру, который от волнения, как мальчишка, слегка покусывал губы. – Ему проще пять тонн железа за тренировку перетаскать, чем с девушкой познакомиться. А может быть, он девственник?»
– Инга, тебе нравится Гера? Сто двадцать килограмм чистых мускулов!
– Очень нравится, – призналась Инга. – Странствующего Рыцаря я представляла себе именно таким.
– Ты понял, да? – заострил я внимание Геры на словах Инги. – Девушка с первого взгляда увидела в тебе рыцаря… Да не волнуйся ты так! Что, первый раз в кино снимаешься, что ли?
В общем, всю дорогу болтал преимущественно я. Когда мы въехали в Новый Свет, а оттуда по грунтовке покатили через лес к каменному мосту, где раскинулись палатки киношников, Гера успел незаметно снять с себя пиджак, галстук и наполовину расстегнуть рубаху.
– Куда? – спросил я у Инги, притормозив у шлагбаума, который охранял милиционер.
– Оставь машину здесь, – ответила Инга и вышла наружу.
Я рванул ручник, вытащил ключ зажигания и, подкинув связку на ладони, повернулся к Гере.
– Ну, что, Арнольд? Пойдем?
– Ты… это самое… – замялся Гера. – Не надо меня насильно с бабами знакомить, хорошо? Если мне надо будет, то я сам.
– Да слышал я уже эти сказки! – взмахнул я рукой. – Ты сам уже десять лет жениться пытаешься! И что?.. С бабами, Гера, как со штангой обращаться надо: хватать двумя руками и сразу на грудь!
– Ну, хорошо! – сделал мне уступку Гера, услышав про близкие его сердцу штанги. – Скажи этой графине Марте, что я хотел бы пригласить ее в наш спортклуб. Как, интересно, она на это отреагирует? Ладно?.. Но только потом, после съемок.
– Вот это разговор! – сказал я, ударяя кулаком в мускулистую грудь Геры, похожую на футбольный мяч.
Мы вышли из машины и сразу очутились в другом веке. Мимо нас по дороге шли турецкие воины с короткими гнутыми мечами, круглыми кожаными щитами, в звенящих доспехах и с факелами, поднятыми над головами. Все было здорово, как ожившая картинка из учебника истории: топот, хруст гравия под ногами, пыль, поднимающаяся над строем, как дым сожженных деревень, ржание лошадей, крики сотников и конвоиров, ведущих вслед за войском связанных одной цепью пленных и рабов. Правда, по строю из рук в руки переходили бутылки с «фантой» и «массандрой», летели на обочину, рассыпая искры, окурки и слышалась родная речь.