– Ты схватила Олега мертвой хваткой, – медленно проговаривая каждое слово, произнес я. – Как же – богатый парень! Ты затащила его в свою постель. Ты заставляла его порвать с женой. Ты шантажировала его, угрожала, что обо всем расскажешь Ольге. Все было тщетно, и тогда ты решила убить их обоих.
– Но я сама чуть не захлебнулась! – кричит Марина, но я вижу, что попал в цель, что она страшно напугана, и лицо ее уже не источает презрение и высокомерие.
– Ты просчиталась. Ты думала, что если надрежешь мембрану в своем акваланге, то обеспечишь себе стопроцентное алиби. Нет, ты не могла захлебнуться. Ты плавала на поверхности. Это был дешевый трюк, Марина!
– Постойте, постойте! – вмешивается Курахов и пытается положить свою руку мне на плечо, но я круто поворачиваюсь к нему, и рука профессора повисает в воздухе.
– Вы тоже убийца, профессор! – объявляю я и вижу, как Курахов стремительно бледнеет.
– Вы пьяны! – громко шепчет он и отступает от меня на шаг. – Вы просто сумасшедший!
– Он действительно сумасшедший, папочка! – поддакивает Марина, но на этот раз фамильярное обращение вовсе не коробит слух профессора. Он напуган тем, что я сказал ему.
– Да, вы убийца! – повторяю я, глядя в глаза Курахову.
– Потрудитесь объясниться! – мобилизуя остатки самообладания, произносит профессор.
– Вы задушили официанта, грубо сымитировав самоубийство!
– Но… Но… – задыхаясь от мнимого возмущения, произносит Курахов и мгновенно немеет. Ему на помощь приходит Марина:
– Это еще надо доказать!
– Вы испугались решимости Сашки, с какой он дважды вламывался к вам в номер. Вы испугались, что манускрипт в конце концов попадет в руки Уварова. И вы заманили парня в хозяйственный дворик, где накинули ему на шею петлю.
Курахов, переводя безумный взгляд то на падчерицу, то на окна гостиницы, отрицательно качает головой и медленно пятится к стене. Марина судорожно крошит ломоть черного хлеба, с ненавистью глядя на меня. Отец Агап вдруг валится на колени, простирает руки к небу и дурным голосом, от которого у меня холодеет спина, орет:
– Господи!! Прости нас, грешных!! Прости, господи!! Прости нас, господи!!
…Я встряхнул головой, приходя в чувство. Чуда не произошло. Я все так же подпирал спиной стальную дверь. Отец Агап и Марина все так же читали псалмы, а Курахов, заложив руки за спину, прогуливался по дворику.
Я не мог сейчас обвинить этих людей, потому что не был уверен, что все было именно так, как я предполагал. Точнее, я был уверен, что все случилось совсем не так.
– Что это? – спросил Курахов, глядя на лист бумаги, который я протянул ему.
– Письмо вам.
– Мне? Письмо? – не сильно удивился профессор, развернул листок и, держа его подальше от глаз, зачитал фрагментами: – «Дорогой… м-м-м… Надоело ждать… должны вернуть мне.. Не обещаю ничего хорошего…»
Лучше было бы придержать эту бумажку с вялыми уваровскими угрозами, дождавшись более удобного случая, скажем, когда бы вина профессора в присвоении манускрипта была бы доказана. Сейчас же я произвел холостой выстрел. Но события развивались настолько не в мою пользу, что я готов был делать что угодно, лишь бы вообще что-либо делать. Так, наверное, полный и безнадежный банкрот пытается оплатить векселя всякой всячиной, которая у него еще осталась: старой мебелью, поношенной одеждой и дешевой посудой.
– Ну и что? – обратился ко мне Курахов с полной уверенностью, что я не только знаком с содержанием письма, но и принимал участие в его сочинении. – Что дальше? Вы хотите получить какой-нибудь ответ?
– Лично я ничего не хочу, – ответил я. – Уваров просил передать, что я и сделал.
– Тогда при случае, – ответил профессор, злобно искривляя рот и разрывая письмо в клочки, – передайте Уварову, что он может клацать зубами сколько угодно. Манускрипт пока принадлежит мне, и в моих силах не вернуть, а подарить его. И я это непременно сделаю, как только закончу работу над темой.
Профессор не умел говорить тихо. Рита, сервирующая профессорский столик, священник с Мариной, жующие черный хлеб с луком, прекрасно слышали, о чем мы говорили, причем чем тише говорил я, тем громче – профессор.
– Как видите, я даже не стал сохранять эту вшивую писульку! – продолжал распаляться профессор. – У меня нет необходимости собирать компромат на аспиранта с интеллектом неандертальца! Он насквозь порочен! Главный компромат против него – это сам факт существования человекообразной обезьяны с фамилией Уваров!
– Можете так не стараться, – посоветовал я профессору. – Мне безразличен этот человек.
– Вам накрывать? – едва слышно спросила Рита.
– Не надо, – ответил я.
Марина встала из-за стола.
– Спасибо! – сказала она Рите, одергивая черную юбку.
– В первую очередь благодарить надо господа нашего, – поправил ее священник.
– Если бы Уваров был вам безразличен, – продолжал профессор, глядя на грибы в сметанном соусе и шашлык из осетрины на своем столе, – то вы не стали бы работать на него в качестве курьера. Я, например, никогда бы не опустился до того, чтобы передать вам какую-нибудь поганую бумаженцию от незнакомого человека… М-да! Еще раз убеждаюсь в том, что этика – не наука, а некий генный код, который либо присутствует в человеке, либо нет.
– Надо сходить в церковную лавку, – сказал священник Марине. – У нас закончились свечи. Вот тебе немного денег. Если не хватит, подойди к настоятелю, отцу Филарету…
– У меня есть деньги, – ответила Марина скороговоркой и очень тихо, словно стыдилась бедности священника.
– О какой культуре обслуживания можно говорить, если даже директор гостиницы совершает странные, противоречащие общепринятым нормам цивилизованного общества поступки! – заметно слабее ворчал профессор, садясь за стол и глядя на блюда. – Потому-то все у вас кверху ногами поставлено. Шашлык холодный, а соус горячий!.. Марина, девочка моя! На, возьми полсотни, накупи свечей, иконок, крестов, дабы поддержать хиреющее православие в лице нашего врачевателя душ.
– Не богохульствуйте, Валерий Петрович! – покачал головой священник и сделал вид, что не заметил, как Марина взяла из рук отчима пятидесятидолларовую купюру.
– Ему надоело ждать! – с новой силой продемонстрировал свой гнев Курахов, но уже с набитым ртом. – Послезавтра я должен вернуть ему манускрипт… Обратите внимание, какова постановка вопроса – я должен!!! Ему надоело, и я должен!
Я уже не слушал профессора. Марина, сложив в несколько раз полиэтиленовый пакет, затолкала его под пояс юбки. Пакет выпирал, словно девушка была на четвертом месяце беременности.
– Долго не задерживайся! – наказал отец Агап. – У нас сегодня два крещения.
– А скажите, батюшка, – спросил профессор, внимательно рассматривая винтообразный шампур с нанизанным на него куском рыбины. – Если наладить рекламу, построить на берегу крестильню и поставить обряд крещения, так сказать, на поток, то много можно будет заработать за сезон?..