Я продолжал сидеть в машине, успокаивая нервы и наблюдая за «УАЗом», который на малом ходу прижался к бордюру и остановился. Прошло не меньше минуты, когда дверка открылась и из нее вышел долговязый и сутулый милиционер. Я узнал его по манере носить фуражку, сдвинув козырек на длинный нос.
Капитан, высоко задирая подбородок, чтобы можно было увидеть хотя бы то место, на которое ставить ногу, не спеша обошел свою машину, провел пальцем по мокрому и мятому крылу, растер грязь, внимательно глядя на нее, после чего направился ко мне. Подойдя к «Опелю», он поставил ногу на колесо, оперся локтем о колено и постучал кулаком по капоту.
Я высунул голову из окна. Черт его знает, как он меня разглядел сквозь свой дурацкий козырек!
– А-а-а, старый знакомый! – сказал капитан, растягивая губы в улыбке, отчего его щеки покрылись множеством мелких морщин и стали напоминать печеные яблоки. – Что ж это ты скорость превышаешь, на красный свет проезжаешь?
– Я шел на зеленый, – ответил я. – Убери с колеса ногу.
– Ух ты! – качнул капитан головой. – Такой наглый, что меня сейчас икота задушит. Что, до хрена крутой? Новый, бля, русский?
Я молчал, понимая, что капитан нарочно старается вывести меня из себя.
– Ты нарушил правила, – сказал капитан, с хрюканьем втягивая носом воздух и отхаркиваясь. – Проехал перекресток на красный свет, в результате чего совершил дорожно-транспортное происшествие в виде задевания правого крыла милицейской машины марки «УАЗ».
Он сплюнул на капот, подошел ко мне и, опершись о дверь, склонился над окошком.
– Итого, подсчитаем, – тихо продолжал он. – Штраф за нарушение правил – сто баксов. Рихтовка крыла – сто баксов. Шлифовка, грунтовка и покраска – еще двести. Итого – четыреста. Будешь платить?
– Нет, – ответил я, рванул рычаг на себя и дал задний ход.
Капитан ударил кулаком по крыше кабины. Я остановился, закрыл глаза и сосчитал до десяти. Это мало помогло.
– Я так и знал, что ты откажешься платить, – сказал капитан, снова просовывая свой нос, покрытый козырьком, в окно. – А потому, сука, не обижайся.
Я уже приготовился к тому, что сейчас начнется череда неприятностей вроде привода в участок, составления протокола, изъятия прав, но капитан, к моему удивлению, ничего больше не сказал, повернулся, быстро сел в машину и помчался посреди дороги, беспрерывно подавая сигналы.
Удивленный таким неординарным поведением блюстителя порядка, я вырулил на дорогу и медленно покатил дальше, замечая, что на меня наваливается смутное предчувствие какой-то беды.
Свернув за санаторием влево, я поехал по узкой грунтовке, опоясывающей коричневые холмы, как лассо шею мустанга, и только отсюда, откуда открывалась панорама побережья, увидел черный столб дыма, поднимающийся вертикально вверх из-за обломка Сахарной скалы – примерно оттуда, где стояла моя гостиница.
Я обмер. Руки потяжелели, мне показалось, что я сейчас брошу руль, не сверну на очередном повороте, и машина свалится с обрыва на крыши домиков пансионата. Не может быть, думал я, хватая глазами то столб дыма, то бегущую под колеса дорогу. Это рядом. Может, пацаны старые покрышки подожгли или мусор…
Это была уже даже не надежда, а всего лишь привычка успокаивать себя до последней минуты, не отчаиваться раньше времени, не махать кулаками, еще не вступив в драку. Но последняя минута истекла намного быстрее, чем я мог предположить – за очередным поворотом открылось ужасное зрелище. Моя гостиница, стоящая на пригорке, страшно чадила, словно паровозная труба.
К ней можно было проехать через набережную, но этот круг отнял бы у меня лишнее время, и я погнал напролом, через территорию пансионата, по ступеням, ведущим к фонтану. Между столиками летнего кафе машина не прошла, и два ярких зонта с грохотом повалились на асфальт. Не останавливаясь, я проскочил мимо павильона игровых автоматов, вырулил на пешеходную дорожку, круто спускающуюся вниз, и, наваливаясь грудью на руль, скатился к затененной площадке, где под зарослями виноградника, на шезлонгах, неподвижно лежали немолодые любители лечебного сна. С безумными глазами, размахивая руками, прямо под колеса машины ринулись две санитарки в белых халатах, но я уже остановился – дальше все равно не было проезда, выскочил из машины и, не обращая внимания на белых и круглых, как облака, женщин, побежал по поросшей колючками тропе, через кусты, наверх, к крепости, напротив которой стояла моя несчастная гостиница.
На ватных ногах, с исцарапанными до крови руками я поднялся на козырек и сразу ощутил на лице зной пожара. Гостиница полыхала, как посылочный ящик, набитый спичками. Окутанная черным дымом, она стонала и трещала, а беснующиеся языки пламени с ревом вырывались из окон обоих этажей, словно вода из пробитой автоматной очередью канистры. С крыши сыпались искры, отваливались куски черепицы и, подобно болидам, оставляя за собой дымный шлейф, падали вниз. Огромная толпа зевак колыхалась волнами, широким кольцом окружив забор. При каждом всплеске огня, когда с утробным хлопком, брызгая раскаленной пылью, из окон вырывались красные протуберанцы, толпа в едином порыве откатывалась назад, спасаясь от нестерпимого жара, и издавала вздох восторга. Уже начали обваливаться прогоревшие кровельные опоры, и почерневшая от гари черепица пластами проваливалась, как весенний тонкий лед под ногами рыбака.
Оцепеневший от увиденного, я протискивался сквозь толпу восторженно улыбающихся людей, в отчаянии глядя по сторонам, надеясь увидеть пожарные машины, но рядом с гостиницей стояли лишь легковушки зевак, наслаждавшихся зрелищем из окон автомобилей.
Калитку заклинило, и я, прикрывая лицо от нестерпимого зноя, несколько раз ударил по ней ногой. Толпа за моей спиной загудела, послышались глупые советы и смешки. Я почувствовал себя на сцене, где разыгрывалось пошлое и циничное шоу.
– Да ты не торопись, парень! Она сейчас сама расплавится! – обронил кто-то за спиной.
– А он попариться хочет. Зачем жару зря пропадать! – добавил второй.
– Может, забыл чего в комнатах? – с проблесками сочувствия сказал третий. – Так поздно уже. Стены горят… Эй, парень, отойди! Сгоришь к едрене фене!
– К чему этот вшивый героизм? – услышал я голос Курахова. – Вы что, хотите, чтобы вам на голову упала стена?
Красное и вспотевшее от жара лицо профессора на фоне возбужденной толпы показалось мне едва ли не родным.
– Вы целы, профессор? – спросил я, удивляясь тому, как вяло и безвольно прозвучал мой голос.
– А что со мной может случиться? – демонстрируя хладнокровие, ответил Курахов. – Я был на пляже. Потом увидел дым. А вы как?
Я махнул рукой. Стеклянные стены кафе лопнули, словно аквариум, облитый крутым кипятком. Толпа качнулась назад, увлекая нас с профессором. Какой-то грузный мужчина, пятясь спиной, наступил мне на ноги и едва не повалил на землю.
– Пожарных кто-нибудь вызвал? – равнодушно спросил я у Курахова.