Я думал, что после такой уничижительной оценки ее роли Лада немедленно потребует остановиться и пулей вылетит из машины. Ничего подобного! Я следил за ее лицом в зеркало заднего вида. Девушка лишь на мгновение нахмурилась, затем ее лицо снова озарила улыбка.
– Значит, вы утверждаете, что в моих услугах больше не нуждаетесь? – вкрадчивым голосом спросила она.
Мне показалось, что профессор слегка струсил. Он на всякий случай наклонился вперед, к ветровому стеклу, прислонившись плечом к двери. Конечно, если девушка кидается под колеса автомобиля, то чего от нее можно еще ожидать?
– А вот увидите, – пообещала она. – Очень скоро вы убедитесь, что я нужна вам как воздух.
Мы с профессором занялись разгадкой этой фразы, хотя каждый из нас старательно делал вид, что занят исключительно своим делом: профессор читал замусоленный номер «Курортной газеты», найденный в «бардачке», а я вел машину.
Светало. Контрольная лампа датчика уровня топлива все чаще вспыхивала красным светом, и за Белогорском я уже стал лихорадочно вспоминать, где расположена ближайшая заправочная станция. Две запыленные колонки под хрупким рубероидным навесом я увидел на краю поля, когда стрелка датчика обессиленно упала на ноль и двигатель мог заглохнуть в любую минуту.
Дождавшись, пока осядет пыль и проступят контуры будки, я вышел из душного салона. Утро, как и ночь, было ветреным, небо заволокло тучами, и в воздухе пахло мокрой пылью.
За моей спиной хлопнула дверь – следом вышел Курахов. Он быстро зашел за будку, через минуту вышел обратно, застегивая пуговицы пиджака. Я заплатил за восемьдесят литров – полный бак. Сонная девушка, сидящая в будке, выдала мне вместе со сдачей чек, который Курахов зачем-то сунул во внутренний карман пиджака.
– Послушайте, Кирилл, – негромко сказал он мне, когда я свинтил крышку бензобака и сунул туда горловину «пистолета». – Вам не кажется, что поведение этой молодой особы, мягко говоря, подозрительно?
К этому выводу я пришел еще перед отъездом из Судака, но мне было интересно послушать версию профессора, и я пожал плечами:
– Нет, не заметил. А что вам показалось подозрительным?
– Не говорите так громко! – зашептал он, низко опустив голову. – Она сейчас опять что-то жует и подсматривает за нами. Вполне может быть, что читает по губам… Как вы думаете, чего она так испугалась, когда сержант обратил внимание на ее сумку?
– Не знаю.
– А вы подумайте! – принуждал меня к умственной работе профессор. – Вам не кажется это весьма странным?
– В данный момент, – пробормотал я, вынимая «пистолет» из бака, – странным мне кажется то, что после заправки полного бака еще осталось место как минимум на ведро бензина… Так что вы говорите?
Профессору не понравилось, что я так невнимательно его слушаю.
– Знаете, Кирилл, – недовольным голосом произнес Курахов, – несмотря на мой огромный преподавательский стаж, я очень не люблю повторять дважды. Мысль, произнесенная ученым, все равно что живописное полотно художника – оно неповторимо, штучно, уникально.
– Простите! – покаялся я.
– Да оставьте вы свою бензоколонку! – зашипел Курахов, оттаскивая меня за руку подальше от машины. – Слушайте сюда! Девчонку надо гнать отсюда в три шеи! Мы с ней вляпаемся в очень дурную историю и завалим свое дело.
– С чего вы так решили?
– Она контрабандистка! Я уверен, что она таскает в своей сумке наркотики.
Я посмотрел на профессора с недоверием. Потом мне показалось, что в его словах есть резон.
– Вспомните, как она дала деру от сержанта! А догадываетесь, почему потом снова приклеилась к нам?
– Почему?
– Потому что с нами ей безопаснее и намного дешевле, чем автобусом и поездом. Мы для нее – «крыша». Если девочка попадется, то нам с вами придется очень долго доказывать, что мы не имеем к ней никакого отношения… Или я ошибаюсь?
Вопрос прозвучал несколько двусмысленно. Либо профессор сомневался в том, что я разделяю его мнение, либо в том, что я не имею к Ладе и ее спортивной сумке никакого отношения.
Я решил на всякий случай развеять более серьезные опасения профессора.
– Вы ошибаетесь, – ответил я. – Никаких общих дел у меня с Ладой нет.
– Я очень на это надеюсь, – ответил Курахов. – Но всякое заявление нуждается в доказательстве.
– То есть?
– То есть я настаиваю на том, чтобы вы прогнали эту девчонку.
– Хорошо, я попробую, – согласился я.
– Будьте так любезны.
Мы вернулись к машине. Лада смотрела на нас из приоткрытого окна и стреляла косточками черешни. Курахов тяжело плюхнулся на сиденье, отчего машина качнулась. Я поманил Ладу пальцем:
– Выйди на минутку!
Девушка выскочила из машины, словно только этого и ждала. Мне показалось, что она мгновение колебалась: брать с собой сумку или нет, но все-таки оставила ее в салоне, а дверь за собой не прикрыла.
Я отвел Ладу на несколько шагов от машины.
– Ты меня, конечно, извини, – сказал я, глядя по сторонам, чтобы нечаянно не встретиться с ней глазами, – но будет лучше, если ты вернешься в Судак.
– Ага, – ответила Лада. Я чувствовал ее взгляд на своем лице. Он обжигал, как светильник над стоматологическим креслом. – Все понятно.
– Что тебе понятно? – зачем-то начал уточнять я.
– Это не ты придумал. Это тебе внушил наш занудистый профессоришка. Я ему не нравлюсь. Я оскорбляю его нравственность, да?
– Не говори глупостей, – сказал я, прекрасно понимая, что Лада говорит правду. – Просто тебе опасно ехать с нами. Видела, какие приключения случаются?
– Видела, – ответила Лада, двигая зрачками, словно между моих глаз прыгал пинг-понговый мячик, и она внимательно следила за ним. – Ты же один раз уже прогонял меня. Я ушла. Потом ты вернулся и пригласил опять. Зачем же снова прогоняешь? Ты же не хочешь, чтобы я ушла. Я ведь тебе нравлюсь. Тебе спокойнее со мной. А этот зловредный профессорчик просто завидует тебе и крутит тобой, как пацаном. Разве не так? Ну скажи, не так?
– Тебе все это надо? – Я наконец сумел поднять свои стокилограммовые веки.
– Надо.
– Зачем?
– Узнаешь потом.
– Ты глупая девчонка. Тебе хочется романтики, а мы играем в игры, у которых дурные правила, и эти игры могут закончиться.
– Я не глупая. В отличие от тебя я имею свое мнение. А ты делаешь то, что тебе говорит Курахов.
Она меня сломала. Сопротивляться было бесполезно. Нужно было либо сдаваться, либо воспользоваться каким-нибудь сокрушительным аргументом. Можно сказать, что я пошел против своей воли, когда произнес:
– У меня отобрали права. На ближайшем посту ГАИ машину отберут. А дальше все будет очень скучно и прозаично: мы поедем на поезде, скорее всего в душном и грязном плацкартном вагоне.