– Нет, – сказала она, пожимая плечами. – Это не моя. А где вы ее нашли?
Я махнул рукой куда-то в сторону.
– Там. Это наверняка кто-то из ваших подруг потерял.
Парня «фенечка» не интересовала. Он, наверное, ревновал свою подругу, незаметно злился на нее и тянул за руку, но девушке не хватало общения, она одичала на диком пляже в среде своих флегматичных единомышленников и была не прочь поговорить со мной.
– Может, кто-то из наших, – согласилась она. – Надо поспрашивать. А денег в ней не было?
– Ни купончика, – сказал я. – Честное слово.
– Ну, это очень даже может быть, – улыбнулась девушка. – Кто с деньгами, тот не с нами. Давайте ее нам, я покажу девчонкам.
– А можно, я сам покажу?
– Кира, нас ждут, – сдержанно напомнил длинноволосый.
– Ну что вы такой нетерпеливый? – обратился я к парню. – Дайте же полюбоваться вашей Кирой!
Кира развеселилась. Ее лицо, лишенное какой бы то ни было косметики, выглядело намного симпатичнее, чем безэмоциональная маска ее ревнивого приятеля, который даже ревновал вяло и лениво.
– Ну так что, Кира? – улыбнулся я. – Как мне проникнуть в вашу общину?
– А чего в нее проникать? – пожала плечами Кира. – Идите по берегу в сторону Нового Света. Под обсерваторией – знаете, где это? – нас и найдете.
Длинноволосый, стремительно теряя влияние на свою подругу, демонстративно отошел в сторону и закурил. Я не мог оторваться от глаз Киры. Ее зрачки беспокойно бегали, словно она следила за игрой в пинг-понг сразу на нескольких столах, и в этом было что-то притягательное. «Болтушка, – подумал я о ней, – которая умирает от тоски в компании хиппи. Она мне поможет. Надо только заинтриговать ее, прикинуться влюбленным романтиком».
– Темно было, – пояснил я, прижимая «фенечку» к сердцу. – Помню, что у нее были распущены волосы – ну, точь-в-точь как у вас, – джинсовые шортики и маечка на тонких бретельках. У нас была безумная ночь!.. А утром она ушла.
– Как же так! – Кира уже начала остро переживать. – Что ж, вы даже ее имени не знаете?
Я отрицательно покачал головой.
– Мы называли друг друга ласковыми именами: я ее – Чайкой. А она меня – Айвенго.
Кира умирала от зависти. Длинноволосый, наверное, никогда не называл ее Чайкой.
– И даже не договорились о новой встрече?! – воскликнула она. – Ну как же?
– Она оставила на память о себе только вот это, – ответил я, глядя на «фенечку» и смахивая виртуальную слезу.
– Татьяны это сумочка, – вдруг подал голос длинноволосый, выдувая дым на кончик сигареты, словно пытаясь ее затушить.
– Какой Татьяны? – Кира обернулась к нему.
– Из Кемерова.
– Я не знаю такой, – пожала Кира плечами, не скрывая досады. Как же! Любовные страсти полыхают где-то рядом с ней, а она ничего не знает!
– У них тент на камнях стоял, под ним они вповалку спали. Это правее нас, на самом краю пляжа, – сказал длинноволосый.
– Это где наркоши тусовались? – упавшим голосом спросила Кира.
– Именно там.
– Постой! – Я сразу забыл о Кире и подошел к ее приятелю. – А с чего ты взял, что это сумочка Татьяны?
– Запомнил, – усмехнулся парень. – Такие сумочки мы сами шьем. Штучная работа. Двух одинаковых не бывает. Видишь, узелок у основания каждой нити? Вот я ее по этой примете и запомнил.
– Ты говоришь: тент правее вас. Это как же его найти?
Длинноволосый был заинтересован в том, чтобы я быстрее отклеился от Киры, и охотно объяснил:
– До обсерватории дойдешь, и от нее – еще метров сто к Новому Свету. Там такой синий драный тент должен стоять. В том месте и ищи свою Таню.
– А почему Кира говорит, что там наркоши тусуются?
– Сходи и узнай. Чего ты меня пытаешь?
Я повернулся к Кире. Она потеряла ко мне интерес и была разочарована и оскорблена в лучших чувствах. Таинственная незнакомка, объект моей ночной страсти, на деле оказалась наркоманкой, живущей на отшибе лагеря хиппарей.
Я скомкал в кулаке «фенечку». Удача почти невероятная! В день убийства Милосердовой с мыса Ай-Фока на яхту поднялась, а затем вышла на берег Дикого острова некая наркоманка Татьяна из Кемерова. Я почти реально почувствовал тепло от приближения к разгадке, как бывало в детстве, когда ходил с завязанными глазами по комнате, натыкаясь на стены, двери и мебель, а друзья хором кричали: «Холодно! Теплее! Горячо!!» И тогда я тоже ощущал тепло, идущее от спрятанного предмета.
– Ну что ж, – произнес я, глядя на прыщавое лицо длинноволосого с подбородком, обросшим белым пухом. – Вы мне очень помогли… Шампанского хотите?
– Мы не пьем, – поторопился отказаться парень, хотя Кира, услышав про шампанское, снова забегала глазками. «Баба с возу, – подумал я, кланяясь юным нигилистам на прощание, – кобыле легче». И поспешил на лодочную станцию.
Дима Моргун сидел под пляжным желтым зонтом, украшенным рекламой сигарет, глубоко увязнув в шезлонге. Белые шорты оттеняли его застарелый загар, а золотой крестик на тонкой цепочке, застрявший в ложбинке между вздутыми грудными мышцами, подчеркивал его крепкий торс. Его внешний вид прекрасно соответствовал должности начальника лодочной станции в разгар сезона. На носу Димы сидели черные непроницаемые очки, и я не мог сразу понять, дремлет он или же внимательно следит за «бананом», оседланным визжащими человечками, которые заплатили деньги, чтобы слегка прикоснуться к риску. Кому бы мне заплатить, чтобы дали отдохнуть от риска хотя бы неделю?
– А, это ты? – сонным голосом сказал Моргун, когда я нырнул в тень зонта, и вместе с рукой протянул мне металлическую баночку пепси-колы. – Какие проблемы?
– Раньше ты мне предлагал прокатиться на «Ямахе», – ответил я, с щелчком вскрывая банку и выпуская на свободу темную пену.
– Нет проблем! Сейчас Сережа «банан» пригонит – бери «Ямаху» и катайся.
– А что, свободных уже нет?
– Разобрали, – односложно ответил Дима, щелкая золоченой зажигалкой и прикуривая сигарету. – Ты как? В какую сторону погонишь?
Я махнул в сторону Нового Света. Моргун кивнул. Сегодня он был на редкость немногословен. Наверняка ему было интересно узнать, как я справился с «задачкой для первоклассника»: нашел ли хозяина «Ассоли». Но могло быть, что он уже знал о моем звонке в Москву и разговоре с Артуром Пиковым.
– Где сейчас «Ассоль»? – спросил я, уверенный в том, что Дима в ответ лишь сузит свои кошачьи глаза. Но он почему-то ответил:
– В порту приписки. Где же ей еще быть?
Он подчеркнуто отвернул лицо и уставился на море. Под зонтом клубился табачный дым, словно зонт начал тлеть от солнечных лучей. «Хоть бы о чем-нибудь спросил, – подумал я. – Отсутствие любопытства, – бесспорно, положительное качество. Но иногда оно становится пороком. Спрашивая о чем-либо, человек как бы дает гарантию, что сам ответит на встречный вопрос. Моргун мог бы рассказать мне много интересного».