И пошел впереди машины, постоянно оглядываясь и махая рукой.
– Ты его видел? – спросил Кныш.
Я кивнул.
– Это один из охранников. Его зовут Альгис.
– Я его знаю, – отозвался алуштинский милиционер. – Он работает в службе безопасности фирмы, регистрировал у нас свою пушку и несколько газовых пистолетов.
«Лучше б тебя здесь не было», – подумал я, глядя в стянутую бронежилетом спину милиционера. Я интуитивно чувствовал в нем союзника Эльвиры.
Альгис, непрерывно размахивая рукой, словно водитель без его помощи не увидел бы дороги, вошел в распахнутые ворота. Мы въехали на территорию бастиона. Уже стало настолько светло, что даже под кронами величественных буков можно было обойтись без фар. Ни одно окно дачи не светилось.
«Уазик» остановился рядом с бело-голубым «Мицубиси». Сержант вышел первым, следом за ним – алуштинец, затем – Кныш. Я вышел последним. Увидев меня, Альгис вдруг просиял совершенно счастливой улыбкой.
– Вы его, голубчика, уже взяли? Какая радость!
– Идите в дом! – оборвал Кныш. Лицо его было мрачнее тучи.
– Мое почтение, Игорь Игоревич! – Альгис театрально поклонился и поднес ладонь к виску, приветствуя алуштинского милиционера.
Они пожали друг другу руки. Кныш сделал вид, что не заметил этой фамильярности. Он первым поднялся по ступеням на веранду. Я, пропустив вперед себя Игоря Игоревича, пошел следом за ним. Альгис попытался воткнуться между ним и мной, но я двинул его локтем в грудь, и он, кинув на меня взгляд палача, пошел последним.
– Зажгите свет! – распорядился Кныш, оглядывая холл. – Все, кто есть в доме, пусть соберутся здесь.
– Будет сделано, – вежливо ответил Альгис и повернулся к своему приятелю: – Игорь Игоревич, прикажете чайку, легкий завтрак? Или, быть может, шампанского?
Милиционер, не поднимая глаз, скривил губы и едва слышно ответил:
– Но не на службе же!
– Как хотите, как хотите, – певуче произнес Альгис и торопливо, через ступени, пошел наверх.
– Сядь! – бросил мне через плечо Кныш, указывая на кресло.
Я сел и принялся рассматривать свои раны. Хорошо, если псы не были заражены бешенством. Иначе я тоже взбешусь и всех без разбору перекусаю. В первую очередь этого Игоря Игоревича.
Кныш расхаживал по холлу, рассматривая картины и макраме. На меня – ноль внимания. Я, как мог, изображал полнейшее равнодушие ко всему происходящему, хотя чувствовал себя сидящим верхом на «Буране», до старта которого осталось несколько секунд.
Игорь Игоревич тоже сел в кресло, «калашников» кинул на диван, взял с журнального столика какую-то газету и закрыл ею лицо.
Я умирал от нетерпения. Все неправильно, все через задницу! Почему два мента, зайдя в дом аферистки, читают газетки и рассматривают картинки вместо того, чтобы быстро обыскать все комнаты, задержать Эльвиру и ее свиту? Почему они не приказали сержанту патрулировать под окнами дачи? Почему? Почему? Почему?..
Прошло немало времени – так, во всяком случае, мне показалось, – прежде чем заскрипели ступени лестницы и я увидел Эльвиру в наброшенном на плечи черном платке. Лицо ее было бледным и усталым. Она мельком взглянула на меня, потом на Кныша и остановила свой взгляд на алуштинце.
– Вот, – сказала она холодно, протягивая ему лист бумаги. Игорь Игоревич взял бумагу и только было начал читать, как Кныш, развернувшись лицом к Эльвире, исподлобья глянул на нее и спросил:
– А вы, простите, кто?
– Я хозяйка дачи, – ответила Эльвира, высокомерно взглянув на Кныша.
– У вас есть какие-нибудь документы?
– Паспорт вас, надеюсь, устроит? – вопросом на вопрос ответила Эльвира и протянула Кнышу паспорт, который держала под платком.
Тот раскрыл его, поморщился, словно все данные были написаны на малопонятном ему языке, и долго рассматривал первую страницу. Я, вытянув шею, пытался разглядеть фотографию и фамилию.
– Сысоева Татьяна Юрьевна, – вслух прочитал Кныш, кашлянул и кинул на меня молниеносный недвусмысленный взгляд. – Тэ-эк, – протянул он, пряча паспорт в карман. – Кто еще проживает в доме?
– Сотрудники моей фирмы. Прикажете всех поднять с постелей?
– Татьяна Юрьевна, – заискивающим тоном сказал Игорь Игоревич, протягивая лист Кнышу, – это в ваших же интересах. Мы должны допросить всех свидетелей.
Я следил за Кнышем. Он читал мелкий текст, которым был исписан лист, и лицо его деформировала судорога, словно ему неожиданно преподнесли стопку счетов для немедленной оплаты.
– Вы можете начать с меня, – вызывающе сказала Эльвира-Татьяна. – Остальные пусть пока отдыхают. У нас и без того была сумасшедшая ночь.
– Хорошо, – согласился Игорь Игоревич. – Тогда присядьте, пожалуйста. В ногах правды нет.
– Какое счастье, что вы наконец об этом вспомнили! – ответила Эльвира-Татьяна и села на диван.
Я не смог совладать с любопытством, поднялся с кресла и подошел к Кнышу. Тот непредвиденно резко опустил руку с листом и сквозь зубы сказал:
– Сядьте, гражданин! – И глаза в пол. Я вздохнул. Ничего не попишешь, есть у моего приятеля Володи Кныша такой грешок – он сначала милиционер, а потом мой приятель. К сожалению, не наоборот.
– Распорядитесь, чтобы принесли бинты и зеленку, – сказал Кныш Эльвире-Татьяне.
Эльвира пробежала взглядом по присутствующим, чтобы понять, кому понадобились бинты и зеленка, и, споткнувшись о мои рваные брюки, изобразила недовольную гримасу.
– Будь моя воля… – проговорила она.
– Потрудитесь все-таки выполнить просьбу, – оборвал ее Кныш.
– Альгис! Принеси бинты и зеленку для этого… жулика!
Я невольно хмыкнул. «Сестренка» начала контрнаступление по всем фронтам. То, что она по паспорту оказалась не Татьяной Васильевой, а Сысоевой, было для меня неожиданностью. Либо Эльвира усложнила игру, запутала ее, насколько это было возможно, либо… Либо я запутался и вышел не на тот след. Второй вариант означал мое полнейшее и позорнейшее фиаско.
Альгис вернулся с аптечкой первой медицинской помощи через пару минут, и за это время никто не проронил ни слова. Альгис с садистской улыбочкой склонился надо мной, открыл белый чемоданчик с красным крестом на крышке, вынул пузырек с зеленкой, откупорил крышку и, продолжая ухмыляться, вылил его содержимое мне на исцарапанные колени. Я лишь скрипнул зубами от жгучей боли, сделал движение, словно хотел привстать, чтобы крокодилу легче было перебинтовать мне раны, и как бы нечаянно двинул его локтем в челюсть. Рот Альгиса брызнул слюной, он перестал улыбаться, коснулся пальцами подбородка, будто проверял, на месте ли челюсть. Я вырвал из его рук аптечку и принялся накладывать бинт чуть выше колена, где черной коркой запеклась кровь.