– Естественно, – ответил я. – Это мне было ясно с самого начала. Вся проблема лишь в доверии друг к другу.
Мы не сговариваясь чокнулись чашечками с минералкой. Я посмотрел в иллюминатор. На черном стекле дрожало лишь мое отражение.
Серый и тяжелый от влаги рассвет медленно накатывал на побережье. С моря толчками, словно с боем пробиваясь в глубь берега, дул ветер. Грязные низкие тучи обесцветили и сделали отталкивающими небо и особенно море. Было похоже, что в нем долго полоскали гигантскую половую тряпку и мыли ею грешную землю. Я ничего не сказал Гурули по поводу погоды, чтобы не показаться излишне осторожным, каким я бываю крайне редко. Если он не сумасшедший и ему хоть немного жалко денег, то он сам должен подумать о судьбе «Ассоли».
Генеральный директор тем не менее находился в приподнятом настроении, и, когда мы подкатили к причалу на машине, встретившей нас в аэропорту, Гурули возбужденно потер руки, вышел и принял от путающегося под ногами референта зонтик. Черный купол, едва раскрывшись, тотчас вывернулся наизнанку от сильного порыва ветра, и Гурули, чертыхаясь, попытался снова сложить зонтик. Я не стал дожидаться его и пошел под навес, где на сером фоне моря застыли фигуры людей.
«Ассоль», пришвартованная к причалу, пропускала под собой волны, поочередно поднимая и опуская корму и нос. Ее борта ударялись об амортизационные покрышки, привязанные к причалу, те стонали, словно чувствовали боль; из щели между судном и опорами взмывали вверх плоские струи раздавленной воды, ветер тотчас срезал их вспененную верхушку, сгибал, словно слабое дерево, и они раз за разом обрушивались на бетонную поверхность причала. Из лодочного гаража по рельсам выкатывался двухмоторный катер. Человек с пультом, идущий рядом, остановил платформу в десятке метров от полосы прибоя, повернулся в сторону гаража и что-то крикнул. Не было слышно, что ему ответили; мужчина пожал плечами и снова нажал кнопку на пульте. Платформа покатилась дальше.
Гурули догнал меня, когда я уже зашел под навес. Зонтик он так и не починил, отдал его своему клерку и, перекрикивая шум волн, представил меня:
– Господа! Это Кирилл Вацура, который поведет сегодня яхту в Крым.
Господа стали молча протягивать мне руки. Четверо из них, одетые в короткие кожанки, крупнотелые, квадратноголовые, с тяжелыми челюстями и надбровными дугами, подчеркивающими приверженность к физической работе, видимо, были представителями, так сказать, охранных структур. Двое немолодых, лысеющих и полнеющих мужчин, одетых в костюмы-тройки, протянули мне руки с таким видом, словно давали деньги взаймы. Три человека в милицейской форме были заняты курением и ограничились кивком. К остальным мужчинам разных возрастов, которые в это время спорили о высоте волны, обращение «господа», похоже, не относилось.
Гурули отвел меня в сторону.
– Сейчас должно приехать телевидение. Если у вас будут брать интервью, постарайтесь особенно не распространяться про маршрут следования. И не говорите, что вы будете на яхте один.
– Вы бы мне еще текст речи приготовили, – ответил я, следуя той манере общения с Гурули, которая сложилась как-то сама по себе.
Телевидение запаздывало. Двое суетливых юношей вынесли из микроавтобуса и разложили под навесом небольшой дачный столик из белого пластика и стали расставлять на нем бутылки, стаканчики, нарезанные ломтиками ветчину, сыр, пиццу в герметичной упаковке, термосы. Гурули пригласил меня к столу. Юноша эффектно, с хлопком, вскрыл шампанское. Пробка, оставляя за собой пенный хвост, улетела в прибой.
– За то, чтобы все закончилось благополучно, – сказал Гурули, протягивая мне пластиковый стаканчик с шампанским.
– Мне кажется, что в вашем голосе излишне много оптимизма, – заметил я.
Гурули вскинул вверх брови и вытер пальцем пенку с усиков.
– Что это на вас нашло, Кирилл Андреевич? Я вас не узнаю. Мне представлялось, что у вас начисто отсутствует чувство страха и неуверенности.
– Чувство страха, может быть, действительно отсутствует. Но чувство здравого смысла присутствует. Видите ли, в отличие от этой яхты я непотопляем, особенно если учесть, что буду одет в пробковый жилет.
– Прекратите! – делано рассмеялся Гурули и погрозил мне пальцем. – У «Ассоли» прекрасные ходовые качества. Она обладает удивительной остойчивостью. Даже если она ляжет на борт, то не перевернется.
– Деньги ваши, – пожал я плечами, – а жизнь моя.
– Все будет хорошо, – заверил Гурули, пододвигая ко мне тарелочку с гамбургером. – Вы ешьте, не стесняйтесь. Я распорядился, чтобы на борт загрузили достаточное количество харчей и выпивки. На команду из четырех человек, между прочим. Так что вам некогда будет скучать.
Вспенивая лужи, к причалу на большой скорости подлетел «рафик», развернулся и задом въехал под навес. Из машины вышел мужчина в джинсовом костюме и, ни на кого не обращая внимания, стал устанавливать рядом со столиком треногу со светильником. Следом за ним из машины вышли девушка в светлом свитере и оператор с камерой, которую он нес за ручку, как чемодан.
– Дай звук, – сказал оператор девушке.
– Раз, два, три, – сказала девушка в микрофон.
– Подальше от лица и погромче. Прибой заглушает, – сказал оператор и прицелился на девушку. – Работай, я готов.
Охранники расступились, пропуская корреспондента к Гурули. Должно быть, она знала его в лицо, потому что без всяких уточнений и лишних вопросов подсунула к губам генерального директора микрофон. Вспыхнул юпитер. На мокрый асфальт упали длинные тени. На камере загорелась красная лампочка. Девушка словно по команде растянула большой рот в улыбке.
– Виктор Резоевич, финансисты в отличие от политиков не стремятся попасть на экраны телевизоров. Вы – исключение. Это замаскированный рекламный трюк?
Гурули неплохо держался перед камерой. Я так не умел.
– Мы же с вами договорились по телефону, что ни слова не скажем о рекламе, – ответил Гурули и отпил глоток шампанского. – Все проще. Я считаю, что настоящий бизнес, как и политика, должен быть открытым для миллионов людей. В отличие от своей предшественницы я не боюсь открыто выступать перед вкладчиками.
– Вы начинаете свою деятельность с того, что возвращаете долги…
– Я продолжаю свою деятельность, – уточнил Гурули. – И не стал бы говорить о возвращении долгов. «Милосердие» и вкладчики – партнеры. Идет нормальный процесс взаимодействия.
– Вкладчики – в подавляющем большинстве граждане Украины. Кредит, который вы взяли, предоставлен российским банком. Воссоединение двух независимых государств начнется с области финансового бизнеса и сотрудничества?
– Я полагаю, что так.
– Когда вы намерены приступить к выплатам денег вкладчикам?
– Как только обменяю достаточную часть валюты на купоны. Это будет не позднее завтрашнего дня.