Влад попятился, затем поднялся на ноги и кинулся опрометью в темноту. Он слышал за своей спиной металлический лязг, и ему представлялось, что его преследует некое гигантское насекомое, покрытое железными щитками. Разбивая в кровь ноги, он перепрыгивал через камни, продирался через жесткие кусты, изредка останавливался, прислушивался и снова бежал. «Здесь каждый второй мог стать прообразом Сына Божьего!» – думал он. Историк подавлял в нем труса, и Влад на ходу, задыхаясь от изнеможения, подбирался к печальному выводу. Иисус – распространенное имя, а обросших, исхудавших бродяг, которые толпами ходят от города к городу, вообще не счесть. Пусти слух, что среди них есть Мессия с учениками, – поверят, будут ждать с ним встречи, лелеять надежду на избавление от римского ига и наступление Царства Божьего.
Пот заливал ему лицо, и Влад утирался пропыленным подолом хитона. Когда силы уже почти оставили его, каменистая тропа распылилась по пустырю, и путь Владу преградил светящийся тусклыми окошками поселок. Некоторое время он стоял на пустыре, раздумывая, куда направиться дальше. Но тут раздались голоса солдат и бряцанье оружия за его спиной. «Осмотрите все улицы и дворы! – распоряжался кто-то. – Они могут прятаться здесь!»
Влад чувствовал, что язык, на котором общались между собой римляне, отличается от того, на каком говорили иудеи, но тем не менее понимал и тех и других – конечно, не последовательно дословно, а сразу выхватывая общий смысл фразы, как если бы перед его глазами вспыхивали субтитры.
Команда офицера снова подхлестнула его, и Влад, укрываясь в тени забора, бесшумно зашел в поселок. Плутая по узким улочкам, он, словно слепой котенок, тыкался в наглухо запертые двери. Было уже слишком поздно, чтобы встретить кого-либо из жителей, хотя во многих дворах теплился тусклый свет, струящийся от масляных лампадок. Влад слышал шаги римлян, солдаты буквально шли по его пятам. Войско создавало шум, и сонный поселок тревожился, во дворах стали побрехивать собаки, испуганно перетаптываться в сараях овцы, настороженно и хищно клекотать куры.
Влад свернул на очередную улочку и увидел впереди солдат. Тотчас дал задний ход, вернулся туда, где был, и свернул на другую улочку, но и там уже хозяйничали римляне, протыкали мечами кучу соломы. Кольцо замыкалось, его окружали. Влад остановился, прижался лбом к ноздреватой поверхности забора, попытался успокоить дыхание. Сумасшествие! Он, человек двадцать первого века, носится по улочкам древнего поселка, прячась от римских легионеров. Нет, не сумасшествие, а фантастика! Сюрреализм. Никакой опий не даст таких ярких и детальных видений… Но опять он чувствует себя сторонним наблюдателем, опять думает о природе галлюцинаций, вместо того чтобы спасать свою пусть трижды виртуальную жизнь!
Он поднял голову и посмотрел на край забора. Не так уж и высоко. Взобрался на кучу песка (наверное, где-то рядом недавно вырыли колодец), подпрыгнул, закинул на забор ноги и рухнул во двор.
Некоторое время Влад был неподвижен и, затаив дыхание, прислушивался к отрывистым голосам. И вдруг в доме тихо скрипнула низкая дверь, и во двор бесшумно, делая редкие шаги, вышла женщина. На ней была черная одежда, и ночь почти растворила в себе мелкую фигурку, но по походке и согбенным плечам Влад догадался, что женщина уже в годах, что подтверждали выпроставшиеся из-под накидки седые пряди, напоминающие лунные блики.
Ступая босыми ногами по утоптанному двору, она приблизилась к Владу, склонилась, стараясь заглянуть ему в лицо и узнать, потом протянула руку, цепко взяла его за запястье и потянула в дом. Влад поднялся, в сравнении с ней он казался великаном. Чтобы войти в дом, ему пришлось низко склонить голову. Внутри было сумрачно и тесно. В углу тускло горел фитиль, опущенный в плошку с маслом. Вдоль стены стояли пузатые мешки то ли с чечевицей, то ли с горохом. Влад увидел на приступке печи глиняный кувшин, и женщина угадала его взгляд, взяла кувшин, поднесла. Влад пил долго и жадно, проливая на грудь. Потом вытер ладонью губы и поставил кувшин на место.
– Ты голоден? – спросила женщина.
Он отрицательно покрутил головой. Глаза его освоились с неровным светом фитиля, и Влад стал различать не замеченные раньше детали жилища. Увидел раму ткацкого станка, клубки шерсти, стопки глиняной посуды, кучку хвороста, веревки. Музей этнографии… Он перевел взгляд на хозяйку и только сейчас заметил, что ее лицо несимметрично, одна щека подпухла и горит малиновым румянцем.
– Болею, – стыдясь своего лица, ответила женщина, отворачиваясь. – Уже пять дней у меня жар, и болит, сильно болит… Была у лекаря, он много денег попросил, дал отвар, я пью его, но не помогает. Богу молюсь, и сын Богу молится, но не слышит нас Господь…
– У вас флюс, – сказал Влад.
– Что?
– Вам надо удалить зуб.
– Молиться надо… – не понимая, о чем говорит ей Влад, вторила свое женщина.
Влад вдруг вспомнил о таблетках. Мари накупила ему целый ворох. Кажется, было что-то противовоспалительное, какой-то сильный антибиотик, то ли гентамицин, то ли амикацин… Он вывалил упаковки на приступку, нашел амикацин и анальгин, выковырял по таблетке из каждой пачки и протянул женщине.
– Выпейте, хуже не будет!
Женщина с недоверием взяла таблетки, поднесла их к фитилю, стала рассматривать.
– Соль?
– Ну что-то вроде того.
– А ты что, лекарь?
Влад не ответил, поднес женщине кувшин с водой. Хозяйка по одной положила таблетки в рот, разжевала, сморщилась, но не выплюнула, запила водой.
– Мне лекарь отвар давал, и не помогло, а твоя соль…
Она не договорила. Со двора донесся громкий стук. Женщина засуетилась, но с уверенностью в своих движениях подтолкнула Влада к шторе, отделяющей вторую комнату, и он вошел туда, в маленький белый короб без окон, где в углу была расстелена циновка, а поверх нее конвертом сложено грубое серое одеяло.
– Это комната моего сына, – шепнула она. – До утра его не будет. Ложись, накройся и не шевелись!
И сама, изображая сонливость, неторопливо вышла во двор, кряхтя и постанывая, не сразу отомкнула щеколду. Влад услышал, как отворилась калитка.
– Посторонние в доме есть? – раздался грубый голос.
– Что ты! Какие посторонние, Господу спасибо, не допустит! Я и днем-то боюсь открывать…
– А что сейчас не побоялась? А, бабка?
– А чего ж вас, солдат, бояться? Я власть уважаю…
Ее не дослушали, калитка захлопнулась. Влад медленно опустился на циновку, ощупал ее, провел по ней ладонью. Ему показалось, что она еще хранит тепло чьего-то тела. «Не думать! Не думать!» – снова начал внушать себе Влад, чувствуя неприятный холодок в мозгу. Он лег, вытянул ноги, накрылся одеялом.
«Где я? Что со мной? Что вообще со мной?»
Штора шевельнулась, хозяйка заглянула в комнату.
– Все в порядке, – тихо сказала она. – Они ушли. Ты голоден?