У него пересохло во рту, внутри все колотилось, словно его бил сильнейший озноб. Жезу поднял чашу с вином, сделал глоток и протянул ее Владу. «Сие есть кровь моя…» Влад отпил. Огонь растекся по его телу. «Я опять готов поверить…»
– Ты бледен и взволнован, – сказал Жезу. – Ты боишься идти за мной?
– Нет…
Он чуть не добавил: «Учитель».
– Не надо бояться. У меня другое оружие. Оно сильнее меча и копья. Оно сильнее огня и боевых колесниц. С ним считаются все, даже император. Это оружие называется верой.
Влад сделал глоток. Тонкие пальцы Жезу разломили лепешку.
– Если ты мне поможешь, я тебя хорошо отблагодарю, – продолжал он, маленькими кусочками отправляя хлеб в рот. – Еще немного усилий, и я стану полноправным членом синедриона. Каиафа будет вынужден прислушаться к моим словам. И тогда все будет по-другому…
Влад пытался рассмотреть правую ладонь Жезу, но тот держал в ней чашу.
– Поверь мне, я смогу повернуть вспять золотой поток. Я не позволю менялам набивать свои карманы. Деньги пойдут в иудейские города и селения! Все эти безжизненные холмы я засажу виноградниками! Там, где проживает много крепких мужчин, я построю мастерские и кузницы. Ты был в Иерусалиме? Город задыхается от нечистот, люди болеют, зараза косит целые дома! Я найду средства и вычищу его от смрада! Иерусалим будет благоухать оливковыми садами и розами! Я помогу нищим и больным, я буду выдавать им еду и одежду! И народ прославит Бога, который ниспослал им меня!
– Жезу… – Влад с трудом произнес это имя. Он даже поперхнулся, и Жезу тотчас протянул ему чашу. – Жезу, но чем я смогу тебе помочь?
– Ты сам поймешь. Главное, чтобы люди поверили в меня. Ты умеешь лечить намного лучше, чем все известные мне лекари. Этого уже достаточно, чтобы народ пошел за мной… – Он улыбнулся и поправил: – За нами!
Лицо! Это лицо! Этот заостренный подбородок, эти глубоко посаженные глаза, но не темные, как у большинства иудеев, а хищно-зеленые; эти утонченные руки, каждое движение которых напоминает взмах лебединого крыла: этот голос, тихий и проникновенный, похожий на гул пламени в печи…
– А где твой отец , Жезу?
Влад даже задохнулся от собственной наглости. Он спросил и едва не зажал рот ладонью. Жезу опустил глаза, нахмурился, хлебный мякиш расплющился в его пальцах.
– Мой отец…
И тут он поднял свои прекрасные глаза и ответил печально:
– А его как бы и нет.
– Но ты… знаешь, кто он?
– Конечно. А почему ты интересуешься?
– Я видел твою мать, а отца…
– Отец сделал свое дело, – резко оборвал Жезу. – И мне уготована тропа, протоптанная им. Я чувствую зов крови. Я знаю, что должен делать. Мой путь освещен солнцем и ознаменован луной. Бог дал мне разум и волю, он наделил меня силой и правом властвовать.
Жезу проницательно посмотрел на Влада и улыбнулся:
– Ну как? Я тебя убедил? Ты со мной?
– С тобой, Жезу. До последнего дня своей жизни, до последнего вздоха я буду с тобой.
Жезу приблизился к Владу и поцеловал его.
В комнату заглянула мать.
– Они пришли!
– Пусть ждут во дворе, – не поворачивая головы, ответил Жезу. – Позови только Давида.
В комнату вошел крепкий упитанный мужчина с крупной головой, покрытой густыми черными кудрями, в которых запутались серебряные нити седины. Он скинул на пороге плащ, отстегнул ремень с кавалерийской обоюдоострой спатой и крепко обнял Жезу.
– Садись, Давид! – Жезу предложил гостю сесть и протянул ему чашу с вином. – Рассказывай, какие новости в Кесарии?
Давид сделал глоток из чаши, выбрал горсть сыра и стал есть его по крупинкам. При этом он громко сопел и недружелюбно поглядывал на Влада.
– Это наш человек, – успокоил его Жезу. – Он лекарь. Удивительный лекарь!
– Такой удивительный, что сможет оживить умершего? – язвительно спросил Давид.
Жезу усмехнулся и покачал головой.
– Увы, умершего оживить не сможет никто… Так чем ты меня порадуешь?
– Солдаты по приказу Пилата установили в Иерусалиме знамена с изображением Тиберия, – сказал Давид, небрежно стряхивая с усов и бороды крошки сыра. – Мы собрали народ, не меньше двух тысяч, и повели в Кесарию. Мы пустили слух, что Жезу здесь, с нами, он приказывает стоять до последнего.
– Никто не ушел?
– Никто, Жезу. Люди повалились на землю перед резиденцией и лежали так пять дней и ночей. Их окружили солдаты, обнажили мечи, но твое имя придало правоверным мужества. Пилат распорядился убрать знамена из святого города.
– Народ был уверен, что я с ними?
– Абсолютно.
– Что еще?
– Вернулись наши менялы из Рима. Там золото стоит в три раза дороже, чем у нас. Их корабли едва не утонули под тяжестью серебра.
– Пусть меняют серебро на золото и снова плывут в Рим… Столица, как всегда, прекрасна и величественна?
– Римляне тонут в роскоши, Жезу. Там уже не хватает золота. Знать погрязла в долгах. На артистов уходят горы сестерциев. Золотые потоки тратятся на африканских зверей и гладиаторов. В сенате зреет недовольство…
Давид замолчал, пригубил чашу, и его желтоватые глаза снова уставились на Влада.
– Говори! – позволил Жезу.
– Мне стало известно о заговоре против Тиберия.
Жезу, до этого воспринимавший новости совершенно спокойно и даже с легкой насмешкой, внезапно изменился в лице.
– Вот как?
– Заговор возглавляет некто Луций Элий Сеян, префект преторианской гвардии.
– Значит, надо ждать смены власти?
– Самое интересное, Жезу, что в число заговорщиков вошел Понтий Пилат.
Жар ударил в лицо Жезу. Пытаясь скрыть волнение, он встал, прошелся по комнате, разминая пальцы и терзая голову. Давид, наблюдая за ним, сделал свой вывод:
– Наверное, ты подумал о том, что Пилат, занятый в заговоре, ослабит свое влияние на Иудею, и тогда мы станем сильны как никогда?
– Да, так я и подумал, – рассеянно ответил Жезу, хотя, как показалось Владу, он даже не понял, о чем ему сказал Давид.
Он вернулся к столу, но разговор не связывался. Давид, отметив, что Жезу пока не готов воспринимать его слова, молча ел, запивая каждый кусочек хлеба большими глотками вина.
– Леви здесь? – наконец спросил Жезу, но по его глазам все же было видно, что он мыслями далек отсюда, витает где-то в Кесарии.
– Да. Он все четыре дня жил в моей кошаре.
– Его никто не видел?