– Пожалуйста, сейчас будьте особенно внимательны, – сказал Новоселов.
– Рядом остановилась "шестерка" бежевого цвета… Водитель что-то говорит через окно… Поехал дальше… Еще одна машина остановилась. Это "Москвич". Номера забрызганы грязью… Водитель выходит из машины. В руке у него накладной ключ… Сергей Анатольевич, они оба за крышкой капота, мы их не видим.
"Это Эдик. Абсурдно предполагать, что водитель "Москвича" вдруг решил помочь незнакомому водителю нового "Лендкруизера" разобраться с неполадкой в двигателе. Если бы это все происходило в старые добрые времена, когда между водителями были почти братские отношения, то я бы не придал этому случаю значения…"
– Князя оставляйте и переключайтесь на "Москвич", – приказал Новоселов.
Казалось, все идет как по маслу. Первая группа довела "Москвич" до окраины города, где располагался сектор одноэтажных частных домов. Там неизвестный вышел из машины с сумкой в руке и вскоре зашел в кирпичный дом, огороженный палисадником. В окне вспыхнул свет.
Старший опергруппы начал терять терпение:
– Сергей Анатольевич! Надо брать, пока он тепленький и не перепрятал куда-нибудь товар из сумки.
– Ждать! – резко ответил Новоселов. – Я выезжаю к вам.
"Торопыги! – подумал он, отключая телефон. – А если Мамедов будет ему звонить, чтобы удостовериться, что Эдик благополучно добрался до дома? Можно, конечно, заставить Эдика поднять трубку и бодреньким голосом ответить, что у него все нормально. Но где гарантия, что они не оговорили какое-нибудь нейтральное слово, означающее провал? И тогда Князь успеет избавиться от всех улик".
Едва он успел отъехать от прокуратуры, как ему опять позвонил старший первой группы.
– Только что к дому подходил человек. Очень похож на "гостя" – несколько раз проверился, прежде чем подойти к дому, – докладывал он взволнованным голосом. – Стучал в дверь, потом в окно. Ему никто не открыл. Этот человек ушел, мы его не тронули.
Новоселов почувствовал, как екнуло в груди сердце. Или Эдик заметил оперов и потому не открыл покупателю, или случилось нечто из ряда вон выходящее.
– Давай команду спецназу, – сказал он после недолгих размышлений. – Они должны войти в дом немедленно.
Подъезжая к дому Эдика, он увидел, как на крыльце, скучая, курят спецназовцы. Случилось худшее, чего Новоселов не мог даже предположить. Группа захвата, проникнув в дом через окно, обнаружила труп водителя "Москвича".
Следователь быстро вошел в дом, миновал тесную прихожую и остановился на пороге ярко освещенной комнаты. В кресле, уронив голову на грудь, сидел молодой темноволосый мужчина. Его руки были безвольно опущены вниз. На полу лежал шприц с иглой и пустой пузырек из-под лекарства. Над ним склонился врач. Криминалист фотографировал человека с разных ракурсов.
– Передозировка наркотика, – докладывал старший опергруппы. – Видимо, то, что он получил от Мамедова, решил испробовать на себе. Он сделал себе инъекцию сразу же, как вошел в дом… Видите, даже не снял сапоги, а куртку, торопясь, кинул в прихожей. И сразу за шприц…
– Странный случай, – добавил врач.
– Почему странный? – спросил Новоселов, рассматривая паспорт молодого человека. Эльдар Абдуллаев, гражданин Азербайджана. А почему Эдик, если он Эльдар?
– Посмотрите на его руки. Это опытный наркоман, а дозу ввел себе смертельную.
Новоселов поднял с пола пузырек, на дне которого оставалась капля раствора.
– Отправьте на химическую экспертизу, – сказал он оперуполномоченному. – Только не забудьте эксперту напомнить, чтобы он воспользовался новой австрийской методикой.
"Это не случайно, – думал Новоселов, прохаживаясь по комнате и рассматривая пустые запыленные полки книжного шкафа. – Эдик сам подписал себе приговор, когда сказал по телефону: "Мне кажется, что за мной слежка". И Мамедов понял, что эти опасения не безосновательны, что если Эдика арестуют, да еще станут шантажировать наркотой во время ломки, то Эдик с легкостью выдаст его. Лучший выход из этой ситуации – убрать Эдика. И Мамедов дал ему дозу смертельной концентрации. Тот, не ожидая такого удара в спину, сделал себе укол – все равно что укол цианистого калия…"
Новоселов, сев на край стола, позвонил во вторую группу. Оперативники, наблюдающие за квартирой Мамедова, отметили, что к нему на двух такси приехали несколько юношей и девушек. Вскоре на балконе квартиры Мамедова появились молодые люди. Они курили и оживленно разговаривали.
– Мы тут нос к носу столкнулись с группой Петрова, Сергей Анатольевич! – докладывал старший. – Он вел сына Мамедова от библиотеки института и прямиком попал в нашу зону контроля. Сын приехал к отцу не один. Он привез с собой на такси человек десять парней и девчат. Похоже, что все они студенты. Если судить по количеству бутылок, которые они с собой несли, намечается шумная вечеринка… Алло! Сергей Анатольевич!
Новоселов замер с телефонной трубкой в руке. Он был погружен в свои мысли и не сразу ответил.
– Студенты, говоришь? – несколько рассеянно переспросил он. – Из медицинского?
Опер не мог понять, что насторожило Новоселова.
– М-да, ну ладно, – наконец подвел черту разговору Новоселов и устало добавил: – Наблюдение снять. Всем отбой.
"Намечается шумная вечеринка", – мысленно повторил он слова опера и вдруг почувствовал, как его интуиция – от природы утонченная и дальновидная, стала подсказывать, что за этим малозначимым бытовым фактом кроется ответ на самый главный вопрос.
Он спрятал мобильный во внутренний карман плаща и громко сказал:
– Дайте кто-нибудь сигарету!
"Сына тоже будем брать, – думал Новоселов, чиркая зажигалкой. – Он хоть и последний в цепочке, но без него вся цепочка будет рваться, как гнилая нитка… Петров, конечно же, широко раскроет глаза и спросит: "А сына за что, Сергей Анатольевич?" А что я отвечу? Сын – это не замочек двери, за которой спрятана истина, но он ключик… Придется вот так витийствовать, а оперы образность не любят, они привыкли говорить прямым текстом. Но ничего, стерпит…"
Андрей открыл окно на кухне настежь. Этого оказалось мало, и он еще распахнул балконную дверь в комнате. Сквозняк мгновенно вынес из кухни невыносимую вонь химикатов. Ему стало легче дышать, нахлынувшая дурнота стала медленно отступать.
Он снова подошел к столу, заставленному штативами и "стеклом", и подвинул горелку под колбу. Однако жидкость в колбе не закипела – прохладный сквозняк сдувал пламя и охлаждал колбу.
Андрей выругался и закрыл окно. В колбе тотчас заиграли молочно-белые пузыри. Кухня стала наполняться тяжелым кислым запахом. "Еще четырнадцать минут, – подумал Андрей, беспрерывно помешивая жидкость стеклянной палочкой. – Надо терпеть… Надо дышать ртом – так меньше ощущается запах…"