Мне показалось, что по губам Стеллы скользнула тень улыбки.
– Давай на «ты», – предложила она.
* * *
Я не мог ответить однозначно, с какой целью Стелла зашла ко мне, но не сомневался в том, что она зашла умышленно. В трезвом виде невозможно было перепутать четвертый номер с седьмым, если четвертый находится по другой стороне борта и, в отличие от моего, в середине коридора.
Девушка подкинула мне задачку. Конечно, можно было успокоить себя простой версией, что Стелла поменяла скучного Виктора с его невыносимой мамашей на меня, поскольку круиз только начался, а девушка намеревалась весело провести время. Я бы не ломал голову, пытаясь найти объяснение ее поступку, если бы все это происходило на какой-нибудь другой яхте, среди других пассажиров, за которыми не тянулся бы шлейф странных и необъяснимых совпадений. Всякий поступок пассажиров «Пафоса», даже ничем не приметный с виду, следовало объяснять с оглядкой на этот шлейф.
Автор письма – Стелла? Или все-таки генерал? Если письмо написала Стелла, то почему не сказала об этом открыто, когда мы уединились в каюте? Что-то заподозрила? Догадалась, что я не Валерий Нефедов, а всего лишь выдаю себя за него? Или ждала инициативы от меня?
Я уже упрекал себя за то, что первым не перешел к разговору о письме. Если бы ошибся, большой беды не произошло бы. Стелла ничего бы не поняла, а я легко бы вышел из неловкой ситуации, объяснив свой бред каким-нибудь провалом в памяти. Теперь придется ждать удобного случая, чтобы спросить у нее о письме напрямую.
Я зашел в душевую кабину и пустил на голову горячую струю, но… мне показалось, что вода была ледяной. Что за бред! – подумал я, опускаясь на полукруглый пластиковый выступ. Какая Стелла? Я совсем забыл о том, каким образом она попала на борт «Пафоса»! Случайно! Совершенно случайно! Волей случая я ехал ночью через перевал (мог остаться в аэропорту), посадил Стеллу в машину (а мог проехать мимо), отвез в кемпинг (хотя надо было бы в ближайшую больницу), и там она встретилась с Виктором, который предложил девушке отдых на яхте. Какое письмо она успела бы отправить Нефедову, приглашая его на «Пафос»?!
Кто угодно на яхте мог оказаться автором письма, но только не Стелла! Хоть с большой натяжкой, но можно было предположить, что за помощью к русскому детективу обратился даже капитан яхты, не желающий огласки своего дела на Кипре. Нельзя исключить, что письмо написала госпожа Дамира, опасающаяся за судьбу сына. Даже придурковатого Мизина нельзя было сбрасывать со счетов!
Я сидел в душевой под горячим ливнем в позе роденовского «Мыслителя», но чувствовал себя Сизифом. В очередной раз я скатился с вершины вместе со своей песочной версией, откуда, казалось, до истины можно было дотянуться рукой. В очередной раз я становился полным банкротом, имея вокруг себя лишь отдельные фрагменты немотивированных поступков странных людей и вопросы, вопросы, вопросы.
Успокоив себя сомнительной пословицей о горе и Магомете, я насухо вытерся, уложил феном волосы, оделся и вышел в коридор. Дверь кают-компании была закрыта, за матовым стеклом свет не горел. Я развернулся и пошел к лестнице, попутно осмотрев два узких отсека, которые находились от нее по обе стороны. Тот, который примыкал к моей каюте, служил кладовкой для спасательных жилетов и противопожарного инвентаря. Во втором отсеке, граничащем с капитанской каютой, я нашел гладильные приборы и задраенный наглухо трюмный люк.
Лестница, поднявшись к тамбурной площадке, вновь спускалась с противоположной стороны, на манер детской горки. Здесь, в кормовой части, находился музыкальный салон. Я открыл пружинящую дверь и осмотрел уютное помещение с диванами, креслами и пальмами в больших белых кашпо. Сначала мне показалось, что салон пуст, но затем я увидел в дальнем углу неподвижную фигуру Алины. Она сидела в кресле в светлом, почти легкомысленном сарафане и читала книгу.
Я не успел выйти незамеченным. Алина повернула голову и мило улыбнулась мне, как старому знакомому. Я отпустил дверь и повернулся к ней спиной, получив напоследок шлепок по пяткам. Улыбайся, улыбайся, мстительно подумал я. Доберусь и до тебя.
Мне казалось, что из душных и тесных кварталов города я вышел на берег моря. Свежий ветер мгновенно остудил мое разгоряченное душем и вином лицо, как только я поднялся на палубу. Я сделал глубокий вдох и оперся о поручень, глядя на черную поверхность воды, по которой скользили световые пятна от иллюминаторов. Тихие волны мягко накатывали на борта «Пафоса». С ритмичным гулом работал мотор. Со стороны кормы доносилась легкая музыка.
Я сделал несколько шагов по направлению к корме, как услышал за спиной щелчок дверного замка. Обернувшись, я увидел, как из капитанской рубки вышел генерал. Походка его была тяжелой, он шел, широко расставляя ноги, и при этом почти не размахивал руками, так как под мышкой держал пухлую барсетку из коричневой кожи. Увидев меня, он приблизился, положил руку мне на плечо и сказал:
– Отдыхаешь? Капитан что говорит: прислали ему распоряжение на повторную проверку документов и багажа. Что-то у них там на берегу не складывается.
– Откуда прислали? – с вялым любопытством спросил я, хотя сердце у меня екнуло.
– С погранотряда. Но нам-то какое до этого дело? Пошли водочки выпьем.
Я решил, что мое время пришло.
– Герман Владимирович, – произнес я вполголоса. – Я тот самый человек, которого вы ищете. Валерий Нефедов, к вашим услугам.
Генерал, опустив на грудь свою тяжелую убеленную голову, подтолкнул меня вперед и отрывисто заговорил:
– Хорошо, хорошо… Ты был на Кипре когда-нибудь? Первый раз? Имей в виду: в тавернах не спеши заказывать вино, обычно его подают к обеду бесплатно. А в Афгане ты где служил?
«Он!» – подумал я. Мы вышли на кормовую палубу, освещенную разноцветной гирляндой лампочек, развешанной по периметру навеса. Генерал подвел меня к стойке, за которой Лора, одетая в «цивильное» платье, безостановочно шлифовала полотенцем бокалы.
– Две водки! – приказал генерал, кидая барсетку на стойку. – «Столичные»!
– «Столичной» нет, – ответила Лора, приветливо кивая мне, словно мы были уже давно знакомы. – Есть «Московская».
– Давай «Московскую»! – буркнул генерал. – Хрен редьки не слаще. И оттарабань два стула в самый угол, к бортику. А то от твоей музыки у меня голова как наковальня…
Лора на секунду замерла с бутылкой в руке, вопросительно взглянув на меня. Она не поняла, как должна приготовить редьку с хреном, и не смогла перевести на родной английский слово «оттарабань».
– Все нормально, – сказал я Лоре, сам взял два белых стула и отнес их на край палубы.
– После ранения в ногу не могу долго стоять, – чувствуя кратковременную неловкость, пояснил генерал. – Мне ее в кабульском госпитале по кусочкам собирали. – Он сел на стул и похлопал ладонью себя по голени. – А здесь штифт вместо кости стоит: трубка, двадцать пять миллиметров в диаметре… Ну, давай! Чтоб доплыли!