Цыпф поднял голову, тупо глянул на Верку и брякнул ни к селу ни к городу:
— Приимшие на сем свете веселье и раздолье на оном муки приимут…
— Типун тебе на язык! — зашипела на него Верка. — Ты на что это намекаешь?
— А на то, что самая шустрая вошка первая на гребенку попадает, — изрек Лева опять некстати и после этого ткнулся лицом в песок.
Нейтральная зона уже приняла свой прежний вид, и ничто в ней сейчас не шевелилось, не буянило и не ходило ходуном. Тишь да гладь простиралась вплоть до самого горизонта. Призрак постепенно бледнел, сверху вниз по нему прокатывались синие и багровые волны. Верка так засмотрелась на это зрелище, что не заметила, как вернулся Артем.
— Быстрее! — сказал он, взваливая на себя Цыпфа и Толгая. — Незримому нужно время, чтобы восстановить силы. Если мы не успеем, то каждый метр этой пустыни превратится для нас в тысячу километров.
Верка вскочила. Ноги сами пошли вперед, но туловище почему-то опередило их, а земля, которой полагалось быть где-то внизу, оказалась вдруг рядом с лицом да вдобавок еще пребольно стукнула по нему.
— Прошу прощения за наше угощение, — Верка была как пьяная. — Ножка подвернулась. Больше не повторится.
— Цепляйтесь за пояс, — Артем на ходу обернулся. — Троих сразу я не унесу.
— Как так? — хохотнула Верка, на которую бдолах подействовал самым неожиданным образом. — У вас же вроде раздвоения личности… Вот и позовите на помощь того, другого.
— К сожалению, у этого другого совсем иные представления о морали. Овладев моим телом, он сделает все возможное, чтобы спасти его. А с вами всеми поступит как с ненужной обузой.
— Все вы, мужики, такие… — пробормотала Верка, чувствуя, что эйфория уже рассеивается, а на смену ей приходят страх, тошнота и чувство слабости во всем теле.
Тусклые силуэты Эдемского сада были уже совсем рядом. Артем рванул изо всех сил, потянув за собой и Верку. В глазах сверкнуло, словно от солнечного зайчика, серая пелена лопнула, как это бывает, когда из глубины выныриваешь на поверхность, и все вокруг расцвело волшебными красками земного рая…
Они лежали в густой траве, ни один стебелек которой не был похож на что-то виденное прежде. Они лежали на опушке леса, состоявшего не из деревьев, а из каких-то совершенно фантастических растений: исполинских цветов, чьи розовые несимметричные головки смахивали на паруса клиперов; невесомых, словно сотканных из синей паутины шаров и зонтиков: красных, колеблющихся на ветру покрывал, очень напоминавших языки пламени; пышных султанов попугайчатой расцветки и еще чего-то, похожего на разросшиеся до невероятных размеров павлиньи перья.
Все вокруг было ново и удивительно, а потому немного страшновато, все, кроме давно опостылевшего мрачно-серого неба.
Люди постепенно оживали, но, подавленные непривычной красотой, а еще больше загадочной славой этого места, помалкивали, только по сторонам озирались. Первой тишину нарушила неугомонная Верка:
— Ну дошли, слава богу… А что дальше?
— Колхоз организуем, — сказал Зяблик. — «Райская жизнь». По сбору этого самого бдолаха. Смыков будет председателем, а ты учетчицей… Вообще-то на этот вопрос тут есть кому ответить, — он покосился на Артема.
Цыпф поймал жучка — ни дать ни взять крохотного летающего ящера с прозрачными крылышками, рогом на носу и гибким шипастым хвостиком. На ближайшую кочку взобралась какая-то бледно-зеленая амебообразная тварь и зачирикала по-птичьи.
— Дядя Тема, — несмело спросила Лилечка, — а мы где? Это… Земля?
— Не знаю, — немного помедлив, ответил он. — Но во всяком случае, место не совсем обычное. То, что его сторожат Незримые, говорит о многом.
— А кто это такие?
— Долгая история…
— А если коротко? — не отставала Лилечка.
— Существа, обитающие сразу во многих измерениях, но вне времени. Одни из создателей человека.
— Нас?
— И нас тоже.
— Значит, есть и другие люди?
— Есть. Но тебе с ними лучше не встречаться.
— Мы здесь останемся? — спросила Лилечка.
— А как бы ты хотела?
— Я бы домой хотела. Давайте погуляем здесь немного и назад.
— Обратная дорога будет ничуть не легче…
— А как же аггелы туда-сюда пробираются? — поинтересовался Зяблик.
— Для этого они каждый раз провоцируют схватку между Незримыми и той загадочной стихией, что дремлет в недрах Нейтральной зоны. Вы по пути сюда устроили нечто похожее.
— А наш Лева целую теорию придумал, — похвалилась Лилечка. — Говорит, что миллиарды лет назад наша земля была такая, как Нейтральная зона. И что на ней уже тогда существовала жизнь, только для нас совсем-совсем чужая. Когда эта жизнь проснется, в нашем мире не останется места ни людям, ни зверям, ни даже микробам. Печально, правда?
— Человечеству действительно грозит серьезная опасность, чего уж тут скрывать. — Артем устало потер пальцем веки. — Эдем, возможно, может стать его единственным прибежищем. Но для этого предстоит еще громадная работа.
— Ничего не громадная, — возразила Верка. — Объявим всем. Кто хочет, пусть идет, а кто не хочет, пусть остается.
— Не все так просто… — покачал головой Артем. — Люди верят только в ту опасность, которая уже жжет их пятки. Думаете, вашим словам поверят в Лимпопо или в Кастилии? Вам и в Отчине мало кто поверит… А как вы представляете переход хотя бы тысячи человек через Нейтральную зону? Вы же сами говорили, что в ней гибнет все живое.
— Вот тут и пригодится эдемское снадобье, — сказал Цыпф.
— А Незримые?
— Пусть дерутся с этой хреновиной, — Зяблик ткнул большим пальцем за спину в сторону Нейтральной зоны.
— А вдруг эта хреновина победит? Ведь нам неизвестны пределы ее силы. Что тогда будет с Эдемом?
— А вы сами что предлагаете? — не удержался от вопроса и Смыков.
— Я бы повел людей через мир варнаков.
— Кто нас туда, интересно, пустит?
— Все будет зависеть от доброй воли хозяев. Хотя мне кажется, они относятся к людям вполне дружелюбно.
— А сами они… кто? — чувствовалось, что этот вопрос дался Лилечке нелегко. — Тоже люди?
— У нас общие предки, хотя пути двух рас разошлись давным-давно. Не хочу сказать, что людям достался идеальный мир, но варнакам повезло еще меньше. Им пришлось приспосабливаться к вечному мраку, жаре, удвоенной силе тяжести. Слух заменяет им все другие органы чувств. Уж тут-то они достигли совершенства. Варнак способен составить представление о любом предмете исключительно по звуку.