Из дома донесся отчаянный детский плач, и я вошел внутрь. Мальчика у лестницы уже не было, двое только что прибывших патрульных разговаривали в дверях комнаты, куда Фарнс увела жертву, по-прежнему рыдавшую и изрыгавшую страшные проклятия. Поскольку на плач никто не реагировал, я поднялся по лестнице, невольно морщась от дурного запаха, и оказался на верхней площадке. Найдя на стене выключатель, я зажег свети направился на звук.
Запах там стоял невообразимый. Меня едва не вырвало, пока нащупывал выключатель.
Загоревшаяся лампочка осветила небольшую комнату, где на полу в полном беспорядке валялись игрушки, какие-то коробки, белье и всякие тряпки. В задвинутой в угол детской кроватке лежал на спине младенец не старше полугода, совершенно голенький, если не считать подгузника, и захлебывался истерическим визгом. Мерзко пахло калом, и вокруг ребенка все было в желтовато-коричневой массе.
Я подошел к колыбели, с трудом отыскивая место, куда можно было поставить ногу, и, задыхаясь от все усиливающейся вони, посмотрел на малыша. Крошечное пухлое тельце вокруг подгузника оказалось испачкано, а сам подгузник грозил лопнуть от содержимого. Я хотел уйти, так и сделал бы, меня ничто не останавливало. Какое мне дело, если эта, с позволения сказать, семья не следит за своим-ребенком? Но ведь и этот несчастный крошка ни в чем не виноват, поэтому, с трудом удерживаясь от рвоты, я взял его на руки. Ладони мои сразу стали липкими и скользкими, я, не глядя, знал, в чем они. Сморщившись, я перевернул ребенка и увидел, что подгузник протек и вся спинка бедного малыша испачкана. Неудивительно, почему он плакал, вынужденный беспомощно лежать в собственном дерьме. Этот подгузник не меняли уже давно, похоже, несколько дней.
– Что вы с ней делаете? – донесся от дверей враждебный голос.
Я повернул голову и увидел мальчугана.
– Хочу переменить ей подгузник, – сказал я. – Найди-ка мне какую-нибудь тряпку, хорошо? – Мальчик не шелохнулся. – Давай шевелись, слышишь? Я хочу ей помочь.
Пока мальчик рылся в тряпках на полу, я положил девочку на животик и, сняв с нее подгузник, стер им основную массу испражнений, прилипших к коже. После чего свернул его и опустил пока на пол.
– Вот. – Мальчик протянул мне неполный рулон туалетной бумаги. Не то, что требовалось, но хотя бы чистый.
– Спасибо. – Я продолжал свое дело. – И помоги мне, ладно? Намочи вот эти тряпки и поищи какую-нибудь пеленку. Если найдешь, намыль ее как следует и принеси сюда.
– С ней все в порядке? – забеспокоился мальчуган.
– Да, она здорова. Просто она чувствовала, что про нее забыли.
Мальчик быстро вернулся с мочалкой и двумя мокрыми тряпками.
– Хорошо. А теперь видишь тот пластиковый мешок? – Он кивнул. – Брось туда грязный подгузник и принеси его поближе, чтобы я мог счистить в него всю эту гадость.
Мальчик сделал все, что я велел, он был хорошим помощником.
Закончив мыть малышку и кое-как приведя ее в нормальный вид, мы с мальчиком отыскали в углу пакет с чистыми подгузниками.
– Тебе приходилось менять сестренке подгузники? – спросил я его.
– Конечно.
– Хорошо. Как ее зовут?
– Карен.
Мы расчистили на полу местечко, я вынул девочку из кроватки и осторожно положил ее на спинку.
– Ну вот, Карен, сейчас брат поменяет тебе подгузник, а я пойду и приведу себя в порядок.
Я нашел запущенную крошечную ванную и тщательно вымыл руки под грязным умывальником. Сточное отверстие было забито волосами – я надеялся, с головы, но трудно было сказать наверняка, – и я подумал, что эта женщина и ее муж не заслуживают ни малейшего сочувствия. Они ведут себя хуже животных – ну и черт с ними, если им нравится так жить, но они же губят своих детей, а это непростительная подлость.
Я вернулся в детскую и помог мальчику справиться с подгузником. Затем мы уложили Карен, которая продолжала плакать, в кроватку.
– Как тебя зовут? – спросил я мальчика.
– Дэн.
– Дэн, может, Карен хочет есть? Ты ложись спать, пока я поищу, чем ее можно покормить.
Мальчик молча ретировался, а я стал спускаться с лестницы, понимая, что с такими родителями у него нет будущего. Да и у его крохотной сестренки. Вскоре приехала «скорая помощь») и врачи под наблюдением Фарнс стали обрабатывать рану жертвы. Эта наглая эгоистка по-прежнему заливалась пьяными слезами, но я ее не жалел.
– Нужно покормить вашего ребенка, – сказал я ей. – Наверное, она пьет молоко из бутылочки.
Снаружи послышался какой-то шум, и появился Беррин, который что-то возбужденно говорил Рэмзи. Заметив меня, Беррин сразу подошел ко мне:
– Сэр, объявлена тревога. Там перестрелка.
– Вам лучше дождаться, когда приедет социальная помощь, – сказал я Фарнс. – И найдите еду для малышки, хорошо? – Фарнс хотела что-то сказать, но я уже не слушал ее. – И где она происходит, эта перестрелка?
– В «Райских девушках».
Да, за похищение Криса Хольца мне причитался солидный кусок, но, сказать по правде, я вовсе не думал, что он достанется мне даром, нет, я собирался заработать эти денежки тяжелым трудом.
Шла уже третья ночь нашего наблюдения за «Райскими девушками», и настроение у всех было отвратительное, особенно у меня. Все по вине Джонни Хексхэма, он меня просто с ума сводил своим нытьем. Проведя две ночи в фургоне, я решил рискнуть и занял место в кабине, где оказалось намного удобнее. У меня уже отросла настоящая борода, и в очках и в шапке я выглядел совершенно по-другому, чем две недели назад. Честно говоря, мне даже нравилась моя новая внешность, она придавала мне вид образованного человека.
Зато здесь рядом сидел Джонни, не дававший мне ни минуты покоя, требовавший объяснить, зачем мы торчим на этой улице, и высказывавший различные предположения, в том числе и некоторые опасно близкие к истине. Я уж не говорю о бесконечных жалобах на личную жизнь, какими он доводил меня до белого каления. Дело в том, что его бывшая любовница Делия забеременела после того, как Джонни зашел к ней забрать оставленные диски, но одновременно она якшалась еще с одним здоровенным черным парнем, считавшим, будто именно он отец будущего ребенка, кому предстояло пережить шок в радостный день рождения младенца. Делия хотела сбежать с Джонни – оказывается, она еще испытывала к нему какие-то чувства – и угрожала, что, если он откажется, она скажет своему дружку, будто Джонни ее изнасиловал. Неудивительно, почему Джонни больше не хотел с ней встречаться, опасаясь, как бы в один прекрасный день приятели этого парня не переломали ему ноги. К тому же у него появилась новая подружка, Аманда, с которой познакомился несколько недель назад в «Аркадии» и влюбил по-настоящему. Ко всему прочему, Аманда оказалась бисексуалкой и хотела, чтобы Джонни делил ее с другой любовницей, студенткой из Германии Беатрисой.