Я ответил ей, что точно не знаю (про сотрудничество с полицией врать не стал, боясь, что это подтолкнет ее к выяснению деталей), но уверил ее в том, что не стоит так беспокоиться.
— Может быть, у него меньше денег, чем ты думаешь, — добавил я. — Сейчас ведь повсюду эти горящие путевки, и он наверняка купил себе что-нибудь дешевое. Я поспрашивал ребят на работе, они сказали, что Данни не проходит у них ни по одному делу.
— А его в последнее время что-нибудь беспокоило?
— Нет, но я на твоем месте не стал бы так переживать из-за этого. Судя по его голосу, он не был ничем расстроен, а я очень тонко чувствую, когда у людей что-то не так. Это моя работа.
— Когда, ты говоришь, он уехал? Вчера?
— Данни собирался уехать в тот же день, когда мы говорили с ним по телефону.
— А я звонила ему на мобильный сегодня утром, но он не ответил.
Я предположил, что там, где сейчас находится Данни, телефон не принимает сигнал местного оператора, и вновь постарался уверить Джин, что повода для паники не было.
— Уверен, он скоро тебе перезвонит, — сказал я ей. И тут у меня впервые появилось нехорошее предчувствие. Я решил связаться с Реймондом, как только представится возможность, чтобы убедиться в том, что ни он, ни его пугливые партнеры не пытались выследить Данни.
Наконец, мы попрощались с Джин, и я вернулся к отчетам. В тот день я ушел с работы в половине шестого, размышляя о том, что под руководством Каппера мне, скорее всего, придется заниматься малоинтересными вещами и что золотые времена в участке подошли к концу. Мне хотелось выпить, чтобы избавиться от сухости и горечи во рту, а заодно и от беспокойных мыслей, наводнивших за последнее время мою голову. Но вместо этого я решил зайти в больницу и навестить инспектора Уэлланда. Не люблю ходить по таким учреждениям (а кто любит?), но Уэлланду нужна была моральная поддержка. Однажды, когда меня тоже положили в больницу — дело было три года назад, я тогда получил сотрясение мозга при задержании преступника, — он навестил меня три раза, хотя в больнице я пробыл всего шесть дней. Меньшее, что я мог сделать сейчас, — отблагодарить его за оказанное мне внимание.
Уэлланд проходил курс лечения в больнице Святого Фомы. Я добрался туда в начале седьмого, прихватив по дороге большую коробку жевательных конфет с ликером, которые он очень любил, и парочку американских журналов, освещающих положение дел в преступном мире.
Внешний вид и специфический запах английских больниц всегда нагоняли на меня тоску. В силу моей профессии я провел в них немало времени. Кроме тех случаев, когда нужно было опрашивать пострадавших или тех, кто совершил преступление, три раза я сам оказывался на больничной койке в качестве пострадавшего, и все случаи были связаны с работой. Во-первых, история с бараньей ногой; затем, когда я был еще стажером, группа неистовых фанатов «Челси» решила отработать на мне свои удары; третий инцидент произошел в самом начале моей карьеры, когда во время демонстрации против введения какого-то налога толстая лесбиянка с короткой стрижкой ударила меня по голове железным прутом, когда я пытался привести в чувство старушку, упавшую в обморок. В последнем случае моя обидчица тут же была арестована и по иронии судьбы оказалась медсестрой.
Отделение, в котором лежал Уэлланд, находилось в самом дальнем крыле больницы. У него была отдельная палата, и, когда я вошел, предварительно постучав в дверь, он сидел на постели и читал «Ивнинг стандарт». Уэлланд был немного бледен, словно его укачало, но не похудел и в целом выглядел лучше, чем я предполагал.
Он поднял на меня глаза и улыбнулся.
— Привет, Дэннис.
— Как вы себя чувствуете, инспектор?
— Уверен, бывало и хуже, но сейчас я уже не припомню, когда.
— Вы неплохо выглядите для человека в вашем положении. Лечение уже началось?
— Нет, отложили на завтра. Говорят, не хватает специалистов по этой части.
— И это государственная система здравоохранения! А по словам чиновников, в больницах столько врачей, что работы на всех не хватает…. Вот, это вам от меня. — Я положил конфеты и журналы рядом с кроватью. Уэлланд поблагодарил меня и коротким жестом пригласил сесть.
Я сел рядом с ним на потертый стул и повторил свою фразу о том, как инспектор хорошо выглядит, несмотря на болезнь. Люди всегда произносят какую-то ободряющую чушь в подобных ситуациях, несмотря на то что никто никогда не верит в это. Однажды мне пришлось сказать девушке, чье лицо было обожжено кислотой, которой ее облил бывший парень, что очень скоро у нее все будет хорошо. Конечно, у нее не могло быть все хорошо, как не могло быть и у Уэлланда.
— Я очень рад, что ты пришел, Дэннис. Спасибо. — Инспектор откинулся на подушки, и я заметил, что у него усталый вид и что его мучает одышка.
— Приятного в этом мало, больница есть больница. Но я хочу, чтобы вы знали: мы помним о вас и переживаем.
— Как там работа? Я уже соскучился по участку. Никогда не думал, что стану скучать, а вот…
— Там все по-прежнему, — ответил я. — Преступников много, а нас мало. Никто без работы не сидит.
Уэлланд покачал головой.
— Иногда кажется, что все наши усилия тщетны.
— Это точно, — согласился я, гадая, о чем дальше пойдет разговор.
— Знаешь что, Дэннис? Я всегда считал тебя хорошим полицейским. Ты настоящий профессионал и все знаешь о своей работе.
Он пристально посмотрел на меня, и мне почему-то стало неуютно. Вдруг появилось чувство, что он не просто так завел глубокомысленный разговор о жизни и работе в полиции, без которого можно было обойтись.
— Я старался делать все как надо.
— Мы же с тобой уже очень давно знакомы, правда, Дэннис?
— Да. Я под вашим руководством работаю уже восемь лет.
— Восемь лет… Боже мой, неужели так много? Как быстро летит время! Сегодня ты полицейский и у тебя вся жизнь впереди, а завтра… не успев опомниться, оказываешься на больничной койке… Сидишь и ждешь, когда начнется курс лечения, который, может быть, спасет тебе жизнь. — Уэлланд уже не смотрел на меня, его взгляд блуждал по потолку и он, по всей видимости, о чем-то задумался. — Странная штука жизнь, правда?
— Не то слово! — сказал я, пытаясь понять, к чему он клонит.
— Ты слышал, у нас в участке появилось много новичков, выпускников со свежими идеями. Многие из них отличные ребята, пойми меня правильно, но мне кажется, они не очень хорошо понимают, в чем сущность работы в полиции. Не то что ты или я. Мы представители старой школы, Дэннис. Именно так — старой школы.
— Полагаю, мы вымирающий вид, сэр. Через несколько лет таких, как мы, уже не останется.
— И знаешь что? Им будет недоставать нас. Мы им не нравимся, мы для них что-то вроде динозавров, но когда мы уйдем, они сразу же пожалеют об этом.