Дошел до деревянной лестницы, спиралью уходящей вверх, на третий этаж, и вниз. Перегнулся через перила. Снизу доносился негромкий разговор. Если только они сделали с ней что-нибудь плохое, думал я, медленно, шаг за шагом, спускаясь вниз, если только они посмели причинить ей вред, я разнесу этот офис в щепки. Я устрою им здесь такой фейерверк, о котором преступные кланы будут с содроганием вспоминать десятки лет.
Я накручивал себя. Только слепая злость способна подавить страх. Ковровая дорожка приглушала мои шаги. Я спустился настолько, что через фигурные стойки перильных ограждений увидел ярко освещенный широкий холл. Зеркала на четырехугольных колоннах отражали все, что в нем находилось. Уже знакомый мне дебелый мужчина, разделенный пополам зеркальным стыком, сидел в глубоком кресле перед светящимися экранами мониторов, положив ноги на стол. В его рту дымилась сигарета, в безвольно висящей руке покачивалась маленькая бутылочка пива. Мужчина таращил сонные глаза на экраны и постоянно делал маленькие и частые затяжки, отчего его волосы насквозь пропитались дымом и, казалось, дымились сами по себе. Рядом с ним, на журнальном столике, в кофейной лужице стоял транзисторный приемник и с трудом воспроизводил голос диктора. В противоположной стороне холла, за колоннами, виднелись распахнутые настежь стеклянные двери. За ними – большое темное помещение, при вспышках молний там на миг проявлялись белые колонны, похожие на гигантских шахматных ферзей. Между колонн стоял большой стол с аспидно-черной поверхностью. Кажется, это был тот самый зал, где принимали гостей на поминках Новоторова.
На столе перед дебелым дежурным загудел зуммер телефона. Тот вздрогнул, с грохотом сбросил ноги на пол и поднял трубку.
– А-а, – невнятно промычал он. – Понял… Сейчас сделаем, шеф… Эй, чучело! – крикнул дебелый, опустив трубку. – Поднимись к хозяину.
Я не заметил, что в холле, кроме дежурного, был еще и водитель «Газели» Волзов. Наверное, он дремал, сидя на диване. До меня донесся тяжкий вздох. Похоже, Волзову предстояла очередная взбучка. Я бесшумно поднялся на второй этаж, свернул в коридор и прижался к стене. Волзов поднимался медленно – не за премией шел человек, понять можно. Достигнув второго этажа, он остановился, пробормотал что-то насчет того, чтобы все гробы сгорели синим пламенем, и стал подниматься выше. Я дождался, пока водитель не поднимется на пролет выше, и, синхронно с его шагами, тоже стал подниматься наверх.
На третьем этаже не было узкого коридора. Лестничная площадка оканчивалась маленьким холлом, даже площадкой, на которой была одна-единственная дверь. Он встал перед ней, поднял кулак, но сразу постучать не решился, подумал, покачал головой, потоптался и, наконец, несильно стукнул в дверь два раза, уставившись на «глазок» маленькой телекамеры, встроенной в стену. Клацнул тяжелый автоматический замок. Волзов взялся за ручку, открыл дверь и вошел в кабинет. Дверь тотчас захлопнулась за ним.
Я, переступая через ступени, поднялся к двери хозяина, стараясь как можно плотнее прижиматься к стене, чтобы не попасть в поле зрения камеры, хотя именно сейчас шеф вряд ли смотрел на монитор – перед ним стоял провинившийся подчиненный, и Князь наверняка уже обрушил на него весь свой гнев. Приблизившись к двери почти вплотную, я стал прислушиваться, но из-за двери не доносилось ни звука – изоляция была полной.
Я едва успел вернуться на второй этаж, как дверь наверху открылась и захлопнулась вновь. Уж слишком театрально вздыхая, Волзов загремел по ступеням. Он прошел в метре от меня, и мне не понадобилось даже выходить из своего укрытия – достаточно было выставить вперед руку и ладонью, как крюком, закрыть ему рот, откинуть к стене и показать ему дульную воронку автомата.
На Волзове можно было демонстрировать студентам мединститута объективные проявления стресса. Зрачки его стремительно расширились, превращая глаза в две темные капли, на лбу выступил пот, словно голова его была мочалочной, и, выжимая воду, я сдавил ее за затылок, и розовое лицо в одно мгновение побелело до синевы.
– Веди себя хорошо, малыш, ладно? И я тебя не обижу, – шепнул я ему на ухо и, опасаясь, что для этого слабонервного наркодела встреча со мной может стать последней каплей и он грохнется в обморок, поспешил затолкать его в узкую дверь с рисунком джентльмена в цилиндре и с тросточкой.
Дверь уборной запиралась на защелку, и здесь я мог быть уверенным, что врасплох меня не застанут. Я подтолкнул Волзова к стене, приставил к его животу автоматный ствол и спросил:
– Где Анна?
– Хто?! – на выдохе произнес Волзов, вздрагивая от каждого моего движения.
– Да что ты дергаешься все время? И как такого неврастеника взяли в наркомафию работать? – покачал я головой. – Я хороший, я добрый. Я убью тебя только тогда, когда ты перестанешь меня слушаться и не ответишь на мои вопросы. Ясно, малыш?
– Мммгы! – с готовностью кивнул он.
– Так вот, я хочу узнать, где Анна? Девушка у вас здесь с недавнего времени работает. Секретаршей у шефа, у Князя. Ты понимаешь меня, лупоглазенький?
– Не! – Он покачал головой, глядя то на меня, то на автомат. – Не видел… Бог свидетель!
– Что не видел? Вообще здесь девушки не видел?
– Девушку видел.
– Блондиночку?
– Ну… – снова закивал он. – Блондиночку! Работала. В кабинете Князя. За компьютером сидела.
– Ну вот, очень хорошо, – похвалил я Волзова и потрепал его по щеке. – А теперь скажи, где она сейчас может быть. – Не знаю. Дня три уже не видел. Или четыре.
– Неужели вот так тихо исчезла, и все?
– Как тихо? А что должно быть?.. Шеф ее сильно ругал. И охранка между собой про нее плохие слова…
– Когда ты это слышал?
– Я ж говорю, дня три назад. Это не мои дела, я не знаю, что там было. Меньше знаешь, дольше живешь.
– Ишь ты, какой мудренький, – сквозь зубы произнес я, в одно мгновение возненавидев этого жалкого мокренького человечка, которому было ровным счетом наплевать, что сделали с Анной. – А ну-ка припомни, какие слова о ней говорили, за что ругали?
Волзов стал пожимать плечиками, как заводная игрушка.
– Трудно припомнить… Три дня уже прошло.
– Страдаешь провалами в памяти? – Я вдавил ствол ему под ребра, и Волзов часто задышал. – А ты очень постарайся.
Волзов стал стараться. Его пальцы нервно перебирали волосы на темени. Он морщился, скрипел зубами, наконец выдал:
– Шеф говорил: стукачка, шпионка и добавлял очень много матом. И охранка – матом.
Я не сдержал какого-то утробного звериного стона, вырвавшегося из моей глотки.
– Ну, что с тобой делать? – произнес я, с отвращением глядя на Волзова. – Дать веревку, чтобы ты удавился над унитазом?..Что ты пялишь на меня свои поганые глазенки, вошь червивая? Слова плохие говорили, и тебе стыдно повторить их? А гробы с наркотой возить не стыдно? На именах погибших парней зарабатывать – не стыдно?