– И я не знаю.
– Но, может быть, вы знаете архитектора, который этот дом спроектировал?
– Вы же знаете, голубушка, что мы работаем по своим личным, отработанным и проверенным временем проектам. А это наверняка фантазия заказчика. – Вальтер повернулся ко мне. – Как вы считаете, молодой человек? Я прав?
– Безусловно правы, – подтвердил я, и директор удовлетворенно кивнул.
– Вот что, – сказал Вальтер, возвращая снимок Анне. – Я дам вам телефон Кислевича. Это мой ученик, так что можете смело ссылаться на меня. Он как раз и занимается подобной ерундой – замками, крепостями, башнями.
Мы позвонили из приемной, причем Вальтер в это время откровенно подслушивал из своего кабинета, оставив дверь незакрытой. Кислевич был дома, он неважно себя чувствовал, но согласился принять нас с Анной, «коль уж сам Вальтер рекомендовал».
Мы, стыдясь своей скованности и осторожности, выходили из Дома архитектора по одному, оглядываясь по сторонам и подозревая едва ли не в каждом прохожем наемного убийцу. Через полчаса мы благополучно добрались до квартиры Кислевича.
– Я знаю этот особняк, – сказал он осипшим голосом, едва глянув на фотографию. – Проект чертил мой приятель по рисунку одной очень экспансивной дамы. Она очень хотела, чтобы стены были возведены не из кирпича, а из шлифованного булыжника, которым мостят улицы. Мой приятель очень долго убеждал ее, что это невозможно, и стена из булыжника рухнет еще до конца строительства… Кажется, она очень неплохо ему заплатила.
– Где это? – в один голос спросили мы.
– Жулебино, – подумав, ответил архитектор. – От первого микрорайона вправо, к лесу. В коттеджном поселке. Там ищите.
* * *
– Где, ты говоришь, живет твоя бабушка? – шепотом спросил я, осторожно отодвигая тяжелую от влаги ветку сирени в сторону. Капли веером прошлись по нашим с Анной плащам.
– В Рязанской области, – так же, шепотом, ответила Анна.
– А район?
– Сараевский.
– Ну, это то, что надо. По названию видно, что дыра приличная.
– Ты безумец, – сказала Анна, поднимая воротник. – Это преступление. За это нас будут судить, невзирая на все наши заслуги.
– Свое украсть невозможно, – отпарировал я, сделал шаг в сторону, чтобы лучше видеть особняк, но угодил в лужу, и ботинок медленно наполнился водой.
– Надо еще доказать, что это твое, – ответила Анна. Помолчала, покусывая губы. Потом добавила: – Кирилл, она еще очень маленькая.
– Не говори глупости. Я ее видел. Взрослая девочка. Уже вполне прилично рисует.
– Ты понимаешь, что с тебя уже никогда не слезут? Они тебя из-под земли достанут!
– Чушь собачья! – Я чувствовал, как начинает давать течь и второй ботинок. – Зачем им маленький ребенок? Ее, как сироту, сдадут в детский дом. Но она ведь не сирота. У нее, черт возьми, есть отец!
– Господи, какой же ты дурак! – вздохнула Анна. – Как ты докажешь, что она твоя дочь? Где документы, где свидетельство о рождении, где выписка из роддома?
– У нее мои глаза… Тссс! Третья «тачка» выезжает! И снова полна людей. Похоже, они всех «быков» кинули на меня… А может быть, Нефедов стал ворошить весь муравейник, вот и забегали. Как бы нам не опоздать. Пошли!
Анна плелась за мной через кусты безвольно и покорно, как идут на плаху давно обреченные на смерть люди.
– Кирилл! – позвала она, снова пытаясь остановить меня. – Ее надо кормить, одевать… Ребенок – это море проблем. Как ты с ней справишься?
– Найму для нее няню… Стоп! – скомандовал я.
Меня трясло от возбуждения и предчувствия риска. Я осмотрелся. К воротам особняка-замка вела асфальтовая дорожка, тянущаяся через коттеджный поселок в микрорайон. С нее некуда свернуть, и если мы поедем по ней, то нас легко будет перехватить еще до Жулебина. Пешком через лес, в сторону Кольцевой автострады – безопаснее. Через деревья и кусты, пока они еще не облетели, легко уйти незамеченным, хотя, конечно, земля мокрая и скользкая, элементарно можно вляпаться в грязь по колено, но ребенок будет на моих руках. А это все равно что в танке. Спрячу девочку под плащ – там ей будет сухо и тепло.
– Господи, прости меня, грешную… – молилась Анна. Я тряхнул ее за руку.
– Возвращайся назад через лес. Выйдешь на Кольцевую дорогу. Встань на обочине и останавливай любую машину – грузовую, легковую, – неважно, только не иномарку. Скажешь водителю, что поедем на Казанский вокзал, только, дескать, сейчас муж с дочерью придут. И ждите меня. Все поняла?
– Господи, господи… – шептала Анна. Пришлось снова ее встряхнуть, как бутылку с кефиром. – Да поняла я, поняла, не тряси меня, голова отваливается…
Минуту я провожал ее взглядом, потом повернулся и пошел к особняку.
Ворота были распахнуты настежь, на поверхности большой лужи, разлитой на въезде, еще кружились пузырьки, взбитые колесами автомобилей. Никто меня не остановил, не окликнул, и я спокойно вошел во дворик, где гармонично уживались чистые дорожки, ухоженные газоны с клумбами и штабеля стройматериалов, мусора, пакеты с облицовочными плитками и ящики с сантехникой. Главные входные двери в центральной башне были крест-накрест заколочены досками, к тому же заставлены коробками с цементом или побелкой, и я пошел вдоль «крепостной стены», отыскивая другой вход.
Со стороны леса особняк ничем не отличался от фасада, только к дверям в овальном проеме вел маленький декоративный, перекинутый через узкий водосток, мост, который можно было поднять при помощи цепей.
Я подошел к двери, сколоченной из крепкого бруса, стянутого медными поясами, взялся за отполированное многочисленными руками кольцо, которое держала в зубах тигровая голова, и два раза постучал им по двери.
Открыл мне невысокий, зрелого возраста мужчина в синем халате, которого я мысленно окрестил «садовником», и я сразу шагнул на него, вынуждая его отступить в сторону, приветственно вскинул руку и сказал по-испански:
– Здравствуйте! А где юная хозяйка?
«Садовник» испанского не знал, но не понятая им фраза подействовала как пароль. Он что-то забормотал, стыдясь своей беспомощности, сказал «Пройдите» и сам провел меня к винтовой лестнице, ведущей на второй этаж. Я уверенным шагом поднялся по лестнице, успев заметить, что зеркала на стенах закрыты черной тканью, очутился на втором этаже, кольцевая стена которого была сплошным окном, и потому комната была светла, словно сцена, освещенная множеством юпитеров, и сразу же увидел седовласую женщину, «Софи Лорен», с которой встретился у Валери. Она, одетая в черное, с легким черным платком на голове, сразу узнала меня, сняла очки, встала с кресла, и я прочел в ее глазах сострадание мне.
– Это ужасная беда, – сказала она, по-мужски пожимая руку и глядя на меня уставшими от слез глазами. – Какое горе! За что бог наказал нас?