Ничего лучше он придумать не мог. Такой неандертальский способ рытья колодцев снизу вверх требовал огромных усилий и много времени. Но что делать, что делать??
Кабанов приоткрыл дверь и выдвинул наружу коробку с водкой. Это были последние запасы. Ночью, когда утихли дикие, пьяные вопли, Кабанов и Зойка тихо пробрались в карьер. Держа свечку в зубах, Зойка по лесам взобралась наверх. Веревку Кабанов не нашел и вместо нее использовал вымпелы, связав их между собой. Сидя на корточках у горловины тоннеля, он держал конец самодельного каната и вслушивался в размеренные удары лопаты: чуф, чуф, чуф. С приглушенными шлепками на носилки падали комки мокрого песка. Кабанов мысленно молился: хоть бы Зойка пробила тонкую мерзлую перегородку, отделяющую подземелье от внешнего мира. Хоть бы это случилось сейчас! Еще десять ударов – и лопата вылетит из колодца наружу!
Он считал в уме удары, но наступал десятый, двадцатый, тридцатый, и ничего не менялось. Тонкий Зойкин свист извещал его о том, что носилки полны. Упираясь ногами в стену, Кабанов тянул на себя канат, и тяжелые носилки, плугом взрыхляя пол, медленно двигались к нему. Он высыпал песок, просеивал его между пальцев, тщетно пытаясь найти хоть какой-нибудь признак жизни и цивилизации, хоть увядшую травинку, хоть пивную пробку, хоть окурок, вдавленный каблуком в землю. Но ничего не находил, кривил лицо, как от боли, и, словно шахтерскую вагонетку, заталкивал носилки в основание колодца.
И все повторялось снова, с отупляющей методичностью, и Кабанов уже перестал считать Зойкины удары, он уже плохо соображал и не мог понять, для чего таскает туда-сюда носилки, зачем нужна эта изнурительная пытка и почему он не спит… И когда его силы и воля вплотную приблизились к своему пределу, он услышал, как лопата звонко звякнула и затихла.
– Вот это да! – воскликнула Зойка.
– Что? Что? – задыхаясь от волнения, зашептал Кабанов и торопливо пополз по тоннелю к колодцу. Неужели это свершилось? Неужели пришел конец его мучениям и сейчас он увидит звездное ночное небо, и разноцветные окна в домах, и лунный свет фонарей, и искрящийся снег, и покрытые инеем деревья? Может быть, Зойка уже выбралась наружу? Может, она уже стоит на коленях в снегу, воздев руки к звездам? И он тоже хочет туда!! Он тоже хочет!!
Кабанов добрался до дна колодца, вскинул голову, перестал дышать. Но почему не видно звезд? Почему не видно ничего, кроме ровного, малоподвижного, как в церквах, пламени свечи?
– Что там?! – крикнул Кабанов.
– Дальше не копается, – отозвалась Зойка. – Какой-то большой камень…
– Какой еще камень? Откуда там может быть камень?
– Я не знаю… Похоже на бетонную плиту.
– Так копай рядом!
Зойка несколько раз ударила лопатой, и всякий раз штык звонко ударялся о камень.
– И рядом тоже бетон, – с опаской произнесла она, хорошо понимая, что ее слова значат для Кабанова.
– Вот же дура какая!! – заорал Кабанов. – Может, это кирпич на дороге валяется! Рой где можешь! Обойди его!
На голову Кабанову полетели комки глины, и ему пришлось спрятаться в тоннеле.
Зойка старалась изо всех сил. Но ей не свобода была нужна. Она хотела сделать Кабанова счастливым, найти для него то, что он так долго искал. Но и ее самоотверженность оказалась бессильной перед бетонной плитой. Зойка пыталась копать и слева, и справа, но везде натыкалась на камень. Отчаявшись, она забыла об осторожности и свалилась с лесов, попутно ломая их. Будь колодец пошире, она неминуемо бы разбилась. А так она скользила вниз по шахте, тормозя чем попало. В разорванной кофточке, с исцарапанными руками, она едва не приземлилась на голову Кабанова.
– Ты как корова на ходулях!! – рассвирепел Кабанов.
Он полез наверх сам, едва протискивая плечи. Доски скрипели и гнулись под его тяжестью. Ткнувшись темечком в плиту, Кабанов зажег свечу и провел ею под препятствием. Пламя оставалось ровным, изящным, словно акварельная колонковая кисточка. Это значило, что воздух сверху не поступал. Кабанов как мог закрепил леса. Он не был намерен сдаваться. У него просто не было выбора. «Будем рыть горизонтальный тоннель под плитой, – решил он. – Не бесконечная же она!»
Он успокаивал себя этими словами – «не бесконечная же она!», но в сознании вертелась одна и та же навязчивая картинка: взлетно-посадочная полоса для транспортных авиалайнеров, длинная, как Великая Китайская стена, а под ней, бетоном придавленный, мелкий, как маковое зернышко, Кабанов; и вот он настойчиво роет, причем не поперек полосы, а вдоль нее, от начала к далекому-далекому концу… От этого видения его бросало в пот. «Да вроде не было нигде рядом аэропорта! – думал он. – Когда я ехал утром, вокруг были только леса да поля… Правда, стоял густой туман…»
Он спал как убитый, и ему снился огромный самолет с широкими, загнутыми по краям крыльями, который заходил на посадку. Самолет источал ослепительный свет, его шасси хищно нацелилось на бетонную полосу, а Кабанов, зарытый в эту самую полосу по горло, силился закричать, но его голоса никто не слышал, пилоты его не видели, и громадная дура стремительно надвигалась на него, и вот уже слышен оглушительный рев моторов, уже чувствуется нестерпимый жар и горький запах жженого керосина, а Кабанов еще пытается подать сигнал. Он широко раскрывает рот, шевелит ушами, высовывает язык, его волосы встают дыбом…
Он проснулся в мокром поту. В дверь кто-то тихо скребся. Кабанов подскочил к замочной скважине и увидел шею, перевязанную шарфом.
– Пора на работу, – шепнула Зойка, когда Кабанов открыл дверь.
Из мастерской доносились чавкающие, стонущие, хрипящие звуки. Народ еще спал после вчерашней гулянки. Кабанов из последних запасов сварил себе и Зойке по кружке кофе.
– Доберешься до плиты и начнешь рыть вбок, – инструктировал он женщину. – Не думаю, что плита большая. Метра два – и ты выйдешь наружу.
Он произнес это нарочито уверенным тоном и сам поверил, что так оно и будет. Зажав черенок лопаты под мышкой, рассовав по карманам свечи, Зойка полезла в тоннель. Не прошло и минуты, как она крикнула:
– А колодца-то нет!
– Как нет?? Что значит нет?? – ужаснулся Кабанов и полез на голос, но тотчас голова к голове столкнулся в узком тоннеле с Зойкой. Пришлось пятиться раком обратно.
– Обвалился, должно быть, – дрожащим голосом произнесла Зойка. Ее всю трясло. Лицо было зеленое, как арбуз. – Там стенки слабые, пальцем ткни, и посыплется…
Кабанов не поверил. В это нельзя было поверить. Это означало конец всему. Выпустив Зойку, он полез в тоннель. В том месте, где горизонтальная шахта переходила в вертикальную, все было наглухо забито песком. Кабанов, бормоча что-то несуразное, принялся разгребать песок руками, и сколько бы он ни отгребал, столько песка прибывало снова. Тогда он упал ничком и стал в бессильной злобе колотить кулаками по чему попало. Потом завыл, заскрежетал зубами, заплакал. Слезы смачивали налипший на щеках песок, как волны обезвоженный берег, впитывались в него и застывали длинными желтыми червячками.