Остановившись, я обернулся. Татьяна сидела на снегу и держала в ладонях лицо. Плечи ее вздрагивали. Злой Колобок безмолвно таращил на меня глаза, будто подавился ягелем.
Я вернулся по своим следам, присел рядом с Татьяной.
– Смотри, – сказал я. – Подснежник!
Татьяна опустила ладони, и я поймал пальцами ее нос.
– Иди к черту, – беззлобно попросила она, оттолкнула меня и убрала со щеки слезу.
– Посуди сама, – примирительно сказал я, поглядывая на притихшего инспектора. – Разве могу я с оптимизмом нести на себе этого истребителя вертолетов, если он собирается посадить меня в тюрьму?
– Меньше языком мели!
– Хорошо. Тогда поговори с ним сама.
– Что ты хочешь?
– Во-первых, чтобы не вешал на меня Бадура. Если твои таблетки в самом деле неядовиты, то портер скорее всего налакался протухшей ракши. А во-вторых, я хочу, чтобы инспектор возбудил уголовное дело по факту убийства Родиона.
Татьяна вскинула голову и посмотрела на меня сквозь дрожащие слезы.
– Ты… – произнесла она, поднимаясь на ноги и отступая назад. – Ты вообще представляешь, кто ты такой? Ты способен оценить свои поступки? Ты же маньяк! Тобой управляет навязчивая идея!
– Неужели уговорить инспектора тебе труднее, чем тащить его на себе с горы?
– Можешь проваливать, – глухим голосом ответила Татьяна. – Я ни о чем не буду с ним говорить.
– Даже ради его жизни и своего благополучия?
– Ты напрасно считаешь себя незаменимым.
– У тебя есть выбор?
– Сюда скоро должен прилететь спасательный вертолет.
– Сюда? Скоро? – возмутился я наивности девушки. – Это же Гималаи, милая! И находимся мы в Непале!
– Не называй меня милой!
– Тогда я буду называть тебя глупой. Когда сюда прилетит спасательный вертолет, инспектор умрет от гангрены, а ты сойдешь с ума от печали.
– Зато ты, наверное, будешь счастлив!
– Господи, и как только твое солнечное личико выдерживает столько презрения!
– Ты достоин не только презрения! Дебил!
– Нахожу успокоение в том, что ты в конце концов послушаешься этого дебила.
Инспектор не терял времени даром и внимательно прислушивался к нашей беседе на непонятном для него русском языке. По интонации он должен был догадаться, что до взаимного признания в любви еще далеко, а это не в его пользу. Дождавшись паузы, в ходе которой Татьяна мысленно модулировала новые оскорбления в мой адрес, он зашевелился в своем окопе и могильным голосом позвал меня:
– Подойдите, пожалуйста… Кхы-кхы… Ворохтин… господин Ворохтин…
Татьяна, следуя извечному бабьему инстинкту руководить мужчиной, к которому неравнодушна, не преминула меня вдохновить:
– Иди же, не стой!
– На бой Руслана с головой, – добавил я и послушно подошел к Колобку. Он грустил, словно его покусал высокогорный цзо, но во взгляде еще присутствовала сталь.
– Сядьте, – предложил он, хотя сесть я мог только ему на голову. – Давайте поговорим как мужчина с мужчиной. Я действительно немного погорячился.
И он кинул полный раскаяния взгляд на покореженный вертолетный фюзеляж.
– И с Бадуром вы погорячились, – тотчас принялся я отвоевывать оккупированные позиции.
– Но он сказал мне, что вы отравили его какими-то таблетками.
– Эти таблетки мне дал врач. Обыкновенные витамины.
– Допускаю. Изо рта Бадура сильно пахло спиртным.
– Вот видите: портер страдает редкой формой высокогорного алкоголизма, а вы сразу обвинили меня в коварном умысле.
– Да разве это я? – махнул рукой инспектор и принялся отрывать ледяные колтуны с обтрепанных рукавов свитера.
Инспектор соглашался со мной запросто. Он уступал в мелочах, чтобы я уступил ему в главном.
– И криков о помощи не было, – внес я еще один пункт обвинения в список на реабилитацию.
– Да я знаю!
«Вот же бегемот сырокопченый! – подумал я, глядя на голову инспектора, как козел на кочан капусты. – Обо всем знал, а слюной брызгал!»
– Но и вы меня правильно поймите, – взял инициативу инспектор, кидая на меня короткие взгляды. – То, что вы называете… Я имею в виду поступок Столешко… Это совсем не то, что вы думаете…
– Вы имеете в виду взятку? – помог я инспектору справиться с подбором термина.
– Да разве это взятка! – болезненно поморщился инспектор. – Там денег было на две бутылки пива, а вы столько шума подняли!
– Если мы не выловим Столешко, то он поднимет еще больше шума! – предупредил я. – И тогда вы со своей ногой сможете только плевать в потолок тюремной больницы.
Инспектор долго думал над моей последней гипотезой. Он уже очистил от льда рукава, но продолжал теребить их, вытягивая нитки. Перспектива плевать в потолок его явно не устраивала.
– Но это же смешно! – вдруг вмешалась в разговор Татьяна. Она подкидывала на ладони отполированный теплом ее рук снежок, словно готовилась метнуть его мне в лоб.
– Ах, какая смешливая выискалась! – ощетинился я, предчувствуя серьезный натиск со стороны девушки. – Тебя же предупредили – разговор мужской! Лучше тропу пробивай, чтобы мне легче было нести инспектора.
– Инспектор, он толкает вас на должностной подлог!
– За раскрытие преступления Столешко вам дадут орден, – пообещал я, тоже скатывая снежок.
– Родственники погибшего Столешко потребуют от вас компенсации за моральные убытки! – пригрозила Татьяна.
– Вспомните про потолок, – вернулся я к самому сильному аргументу. – Если мы не обезвредим Столешко, то он вас посадит.
– Мне жаль ваши звезды, – вздохнула Татьяна.
У инспектора лопнуло терпение. Он дернулся в своем сугробе, отмахнулся от солнечных лучей и сердито крикнул:
– Тихо! Всем молчать!
Мы подчинились. Казалось, в наступившей тишине утомленные горы облегченно вздохнули. Инспектор наморщил свой лоб древесного цвета и погрузился в раздумья. Он взвешивал все «за» и «против», причем этот процесс раскачивал его из стороны в сторону.
– Сделаем так, – наконец огласил он приговор, опираясь руками о наст перед собой. – У нас все-таки недостаточно аргументов для того, чтобы возбудить против Столешко уголовное дело. Можно сказать, их вообще нет. Я могу проявить настойчивость и взяться за это дело, но министерство не выделит мне ни одной рупии.
– Меня интересует не столько возможность расследования этого дела, – мягко поправил я, – сколько ваше официальное заключение.
– Ну какие еще могут быть вопросы, инспектор! – взорвалась Татьяна. Снежок просвистел над моей головой. – Он же открытым текстом говорит, что добивается официального признания Столешко преступником! Ему во что бы то ни стало надо кинуть тень на альпиниста! Вы посмотрите на его физиономию! Он даже не скрывает ухмылки! Может быть, это он сам убил Родиона!