– Лучше узнай его фамилию.
– Лучше? – рассеянно переспросила она. – Ты думаешь, это лучше?
Гера пожал плечами:
– Мне так кажется. Ты ведь легко можешь узнать его фамилию и телефон.
– Да, – прошептала она. – Очень легко… Что еще?
– И номер пейджера Макса.
– Разве ты его не знаешь?
– Нет. Макс никогда мне его не давал.
Она опустила руки и стала медленно ходить по комнате, касаясь рукой зачехленной мебели. Гера рассматривал рисунок, который расплылся по стенкам чашки, и мечтал, чтобы хозяин «Ауди» уже завтра сидел за решеткой. Когда он окажется в камере и следователь Назарова будет допрашивать его, то уже некому будет разыскивать черный кейс с вензелем «&» под ручкой. А если его некому будет разыскивать, то он, Гера, будет спокойно жить, любоваться кейсом каждое утро и каждый вечер, смахивать с него пыль и фантазировать на тему его содержимого. Ожидание чуда – это сказка, и она начнется тогда, когда следователь Назарова восстановит справедливость и посадит убийцу.
Назарова щелкнула зажигалкой. Вдоль ее шеи, щеки и виска заструился тонкий дымок. Она не курила, а просто держала зажженную сигарету у груди и задумчиво смотрела в окно, словно позировала художнику.
– А я тебя сразу раскусил, – сказал Гера.
Она посмотрела на него. Это был приятный взгляд, ласкающий будущее. Так иногда смотрят матери на своих детей, когда те возятся в песочнице или размазывают кисточкой по альбому краску.
– А тебе это надо?
– Надо, – ответил Гера.
– Лемешев Павел Сергеевич. Двадцать два – одиннадцать – сорок пять, – с ходу ответила Назарова, удивляя Геру своей осведомленностью и памятью. – Это телефон его секретаря.
– Секретаря? Значит, телефон рабочий? И кем он работает, этот Павел Сергеевич?
– Кем работает? – переспросила Назарова, все так же глядя сквозь Геру в окно. – Никем. Он губернатор Зареченской области.
* * *
О дожде в вагоне метро узнаешь по запаху, который издает мокрая одежда пассажиров. Пока Гера ехал от «Тушинской» до «Баррикадной», в вагоне было вполне просторно и свежо, и он даже уступил место бабушке, так как можно было вполне комфортно стоять у торцевой двери. Но на поверхности земли вдруг случился какой-то вселенский потоп, и на «Пушкинской» в вагон хлынули мокрые, смеющиеся, терпко пахнущие одеждой люди. Геру тотчас придавили к двери две липкие и возбужденные девушки очень смелых размеров, с которых следовало бы брать двойную плату за проезд. Девушки, решительно отвоевывая себе место в вагоне, придавили Геру к торцовой двери и схватились за поручни. Он почувствовал себя водителем современной иномарки, у которой сработала подушка безопасности. Причем подушка заблокировала выход, подавляя любую попытку выбраться из душного плена.
В общем, он проехал лишнюю остановку, выбравшись из вагона вслед за девушками и жадно хватая ртом свежий воздух. Час пик в метро вынуждал подчиняться некоторым правилам, например идти в общем потоке с одинаковой скоростью и, не колеблясь, выбирать направление на развилках. Но Гера, привыкший к просторам и безлюдью дачного поселка, болтался в переходе, как футбольный мяч в разгар матча. Пока он читал вывески, его толкали и материли. Из метро он выбрался с изрядно накрученными нервами и тотчас попал под ливень.
В итоге он добрался до дома Дины в критическом состоянии, напоминая фугас особой разрушительной силы в руках неумелого сапера. На кнопку звонка он надавил с такой силой, словно намеревался продырявить пальцем стену, и не отпускал ее до тех пор, пока дверь не открыли.
На пороге стоял Влас, дебильный братец Дины, и что-то жевал.
– Оба-на! – воскликнул он, сразу узнав Геру. – Какие люди! Покупатели недвижимости! Милости просим! Ботиночки можно не снимать… Ты что, описался?
Бить человека в его же собственной квартире – предел наглости. Гера это понял в последний момент, когда уже сжал кулак и мысленно послал его в нос Власа. Каким-то чудом сдержавшись, он сквозь зубы спросил:
– Мать где?
– Моя? – зачем-то уточнил Влас. – В санаторий уехала! Нервы лечить.
– А Дина дома?
– Не пришла еще! – радостно ответил Влас. – А ты проходи в свою комнату. Не стесняйся. Нам теперь с тобой вместе жить… Может, по соточке пропустим?
Геру тошнило от общения с Власом. Невыносимо хотелось на улицу, под дождь, смыть с себя эту омерзительную атмосферу коммуналки.
– Я дал твоей матери паспорт, – сказал он, не поднимая глаз. – Посмотри, где он там может лежать.
– Найн проблем! – охотно согласился Влас. – Сейчас найдем. Айн момент! Их бин бригадир. Айн, цвай, полицай…
Скользя носками по паркету, словно конькобежец, он подъехал к двери комнаты матери, раскрыл ее, на мгновение задержался на пороге, затем повернулся и предложил:
– Будет лучше, если ты сам поищешь.
– Послушай, я не намерен копаться в чужих вещах! – крикнул Гера. – Тебе трудно посмотреть где-нибудь в шкафу или на книжных полках?!
– Тебе надо, ты и смотри, – издевательски-спокойным тоном ответил Влас.
«Убью! Клоп! Тля! Вошь!» – мысленно стонал Гера. Собравшись с мужеством, он сдержанно произнес:
– Когда она приедет?
– Через двадцать четыре дня.
Повернувшись, Гера взялся за дверную ручку, чтобы выйти, но неожиданно остановился. Двадцать четыре дня без паспорта. Без возможности уехать на Алтай. С постоянным риском иметь неприятности с милицией…
– Где он может быть? – раздраженно спросил Гера, решительно направляясь в комнату.
Влас посторонился, пропуская его.
– В ящике стола, – уверенно сказал он, показывая пальцем.
Оставляя мокрые следы, Гера подошел к столу и выдвинул верхний ящик. Он был заполнен нитками, иголками, спицами для вязания и пряжей.
– Здесь нет!
– Посмотри в среднем. Или в нижнем.
Ни в том и ни в другом паспорта не оказалось.
– Мать очень аккуратная, – стал оправдываться Влас. – Она чужую вещь куда попало не кинет… Глянь-ка вон там, под зеркалом.
Гера чувствовал себя гадко. Копаться в чужих вещах, пусть даже с разрешения сына, – дело малоприятное. Но у него не было иного выхода. Полудурок, ущербленный судьбой, отыгрывался на нем, получая удовольствие от одномоментного превосходства.
В широком ящике под зеркалом лежали шкатулки, баночки, тюбики, наборы теней, мозольные пластыри, упаковки таблеток активированного угля и валерианки. Гера скривился от отвращения, мысленно посочувствовав домушникам, которым по служебной необходимости приходится копаться в чужом белье.
– В шкатулке посмотри, – сказал Влас. – Мать там сберкнижку хранит. Может быть, и паспорт твой положила.