— Брось, Лола. Скоро все будет кончено, а у нас целый мир и вся жизнь, чтобы им наслаждаться. Скажи мне, Лола, скажи... — Майк, я люблю тебя, я люблю тебя! — Она всхлипнула.
— Запомни, милая: я скоро приду. Подождешь меня?
— Конечно... Только поторопись — я так хочу тебя видеть!
Положив трубку, я залпом опорожнил бокал — если бы я мог передать мистеру Берину хоть частицу своего счастья...
— Кончено, — сказал я.
Ответа не было — лишь медленный наклон головы.
— Очевидно, мне следует радоваться. Но я не могу примириться со смертями... В них доля и моей вины. — Он содрогнулся и поставил бокал. Хотите еще?
— Да, пока есть немного времени.
Он взял поднос и, выходя, откинул крышку проигрывателя. Я слушал мерный ритм оперы Вагнера и следил за завитками дыма, поднимающегося от кончика тлеющей сигареты.
На этот раз мистер Берин принес с собой бутылку виски, ликер и ведерко со льдом.
— Расскажите мне, Майк, без подробностей, только самое главное, попросил он, опустившись в кресло. — Причины... почему такое случается?
Может быть, когда я все узнаю, то смогу успокоиться.
— В этом деле подробности — самое главное, их нельзя опускать. Мы искали имя, а нашли преступление. Мы расследовали преступление, а нашли имена. На сей раз не зевает и полиция. Каждую минуту, которую мы здесь сидим, какой-нибудь сволочи в городе прищемляют хвост. Вы можете гордиться, мистер Берин. Я — горжусь, я дьявольски горжусь. Я потерял Нэнси, но нашел Лолу... и какую-то частицу самого себя.
— Если бы мы только сделали что-нибудь для этой девушки...
— Нэнси?
— Да. Она умерла в таком одиночестве!.. Но ведь каждый сам выбирает себе путь. Если, как вы говорите, она действительно имела внебрачного ребенка и шла по стезе греха — кого тут винить? — Он грустно покачал головой. — Если бы они имели хоть немного гордости... хоть малейшее представление о чести, ничего бы этого не было. И дело не только в Нэнси сколько еще подобных ей?
— Жизнь сложная штука, мистер Берин. Кто не допускает ошибок? Но так жестко расплачиваться...
Бутылка опустела наполовину, прежде чем я взглянул на часы и поднялся.
— Уже поздно. Вельда меня съест.
— Я был рад вашему приходу Майк. Вы хороший человек. Приходите ко мне завтра. Я хочу знать, что происходит.
На пороге мы пожали друг другу руки и, спускаясь по лестнице, я слышал, как закрылась дверь. Портье был на месте: прижимал палец к губам и умолял меня сохранять тишину — я, черт побери, не мог не свистеть!
«Осталось совсем немного», — подумал я, выводя машину со стоянки.
Вельда отчаялась меня дождаться. Я заметил ее, когда она переходила улицу, как тростью размахивая своим зонтиком.
— Кто-то обещал прийти через полтора часа! — гневно сказала Вельда.
— Извини, радость, замешкался.
— Ты всегда мешкаешь.
Она становилась дьявольски хорошенькой, когда выходила из себя.
Мы расписались в книге ночных посетителей, и сонный лифтер вознес нас на четвертый этаж. Вельда искоса поглядывала на меня, стараясь сдержать любопытство, и, наконец, не выдержала:
— Обычно я знаю, что происходит, Майк.
— Камера. Рыжая фотографировала.
— Естественно.
— А фотографии можно было использовать для шантажа. Из-за этого и заварилась каша... И нам они понадобятся как доказательства.
— Ага.
Она не поняла, но решила, что все ясно. Позже мне придется рассказать ей подробно. Позже, но не сейчас.
Мы дошли до конторы, и Вельда своим ключом открыла дверь и включила свет. Я так давно здесь не был, что комната показалась мне чужой. Пока Вельда поправляла перед зеркалом прическу я подошел к столу.
— Где квитанция, крошка?
— На самом виду, у тебя под носом.
— Не вижу.
— О-ох, ну вот же... — Ее взгляд медленно скользнул со стола на меня, глаза расширились. — Она пропала, Майк.
— Пропала! Как это?!
— Отлично помню, что перед уходом положила ее на стол. У меня всегда все в порядке...
Вельда замолчала. Ее рука опустилась на чистую записную книжку. Лицо утратило всякий оттенок.
— Говори же!
— Вырвана страница... та, где я записала телефон и адрес Лолы.
— Боже!
Я распахнул настежь переднюю дверь, рассматривая ее на свету. Вокруг замочной скважины блестели мелкие царапины, оставленные отмычкой. Я, наверное, закричал, потому что в ушах стоял пронзительный звук" когда я мчался но лестнице. Ступеньки прыгали перед глазами, сливаясь в дрожащий серый ряд.
Акселератор был вжат в пол до предела, но моя нога дрожала от напряжения, стараясь вдавить его еще глубже. Стрелка спидометра подпрыгнула к ограничителю и там остановилась. Тормоза протестующе визжали на поворотах. Я был благодарен дождю и позднему часу: мне не мешали ни прохожие, ни машины. Мои глаза смотрели только вперед, а рука намертво вцепилась в руль.
Я не смотрел на часы, но время, казалось, растянулось, и прошла целая вечность, прежде чем я бросил машину у подъезда. Ни разу не оступившись в кромешной тьме, я добежал до двери, рванул ее, и крик застрял в горле твердым комком.
Лола лежала на полу с распростертыми руками; верх платья был пропитан кровью. Я свалился рядом на колени и приподнял ее голову. Рана в груди клокотала. Она еще дышала.
— Лола...
Ее веки дрогнули. Она увидела меня, и губы, совсем недавно такие алые и сочные, разошлись в слабой улыбке.
— Лола...
Я пытался помочь ей, но ее глаза сказали мне, что было слишком поздно. слишком поздно. СЛИШКОМ ПОЗДНО.
Каким-то образом она сумела указать пальцем на телефон, потом на дверь, и рука ее бессильно упала. Лола не издала ни звука, но губы шевельнулись, и она сказала в последний раз: «Я люблю тебя, Майк». Я наклонился и нежно, мягко поцеловал ее, ощутив соленый привкус слез.
Ее глаза закрылись — Улыбка осталась на лице, но Лола была мертва.
Знай — я люблю тебя. Знай, что всегда, всегда буду любить тебя. Только тебя.
Я был опустошен. Внутри у меня все выгорело — ни эмоций, ни боли. Да и что чувствовать, что делать?.. Я закрыл глаза и произнес молитву, молитву без слов. Когда я открыл глаза, Лола все также указывала на дверь — даже сейчас, мертвая, пыталась мне что-то сказать.
Пыталась сказать, что убийца притаился на лестнице, не успев убраться! Он ждал от меня очевидного: что я вызову врача и полицию и, тем самым, подарю ему драгоценные секунды. Но если есть что-нибудь святое на свете, он не уйдет! И тут я услышал шорох...