Я мысленно проклял Халла Кингса и спросил:
— Что было у него в карманах в момент смерти?
— Ничего особенного — пятьдесят долларов в небольших купюрах, водительские права и сертификат на машину, несколько крупных фотографий, все из последнего учебного заведения. Он был слишком осторожен, чтобы разгуливать с уликами в карманах. Как ты его не заметил, когда наблюдал за домом?
Я подумал.
— Если он вошел в дом, когда я был там, он, наверное, приехал не один. Может быть, он был переодет, но я в этом сомневаюсь... Ага, понятно, — я щелкнул пальцами. — Теперь ясно. Они приехали часов в шесть или семь и их машина была перекрыта от меня несколькими другими машинами, которые подъехали сразу же за ними. Все очень спешили войти, чтобы не опоздать, опасаясь быть замеченными, и наверное, он среди них и проскользнул.
— Значит, он был один? — спросил Пат.
— Не знаю, но полагаю, что приехал он не вместе со своим убийцей. — Наступил вечер и мы решили отложить на завтра продолжение разговора.
Я попрощался с Патом и вернулся домой привести себя в порядок. Это дело начинало действовать мне на нервы. Я заказал себе ужин, который мне принесли из соседнего ресторана, и съел его, обильно сдабривая пивом.
Кое-что становилось ясным, но еще многое требовало разъяснения. Например, родимое пятно на бедре одной из сестер Беллеми.
Было почти девять часов, когда я набрал номер телефона сестер Беллеми. Мне ответил нежный голос.
— Алло?
— Мисс Беллеми? Майк Хаммер беспокоит.
— О, — она поколебалась секунду и добавила, — чем могу быть полезна?
— Кто у телефона? Мери или Эстер?
— Эстер Беллеми.
— Могу я к вам приехать? Мне хотелось бы задать вам несколько вопросов.
— А почему бы не сделать это по телефону?
— Это не так просто. Так могу я приехать?
— Хорошо. Я буду ждать вас.
Я поблагодарил ее, положил трубку, спустился вниз, сел в машину и отправился.
Эстер была точной копией своей сестры. Если между ними и существовало какое-либо различие, я его не мог обнаружить. Может быть, различие было только в личных качествах? Мэри — нимфоманка, посмотрим, какова Эстер.
Она сердечно и в то же время сдержанно приветствовала меня. Простое вечернее платье подчеркивало ее прекрасные формы. Как и Мэри, она была спортивного типа. Правда, прическа у нее была другая. Волосы по моде подняты вверх и собраны на макушке. Мне такая прическа не нравилась. Мне всегда кажется, что у женщины с поднятыми вверх волосами, есть одно желание: взять совок или ведро и начать уборку кухни или натирку полов. Но все остальное в Эстер заставило меня забыть об отсутствии вкуса в прическе.
Я сел на тот же самый диван, на котором сидел, беседуя с ее сестрой. Эстер налила два виски с содовой и пошла за льдом. Вернувшись, она села рядом со мной и с иронией в голосе спросила:
— Ну, чего вы ждете от меня, мистер Хаммер?
— Называйте меня Майк, — вежливо произнес я. — Я не привык к формализму.
— Хорошо, Майк.
— Как вы познакомились с Джеком Вильямсом? — начал я. — И какого рода было ваше знакомство?
— Поверхностное. Дружба, если можно так выразиться, возникшая в результате частых встреч, но ничего чересчур близкого.
— А Джордж Калек? Насколько вы знаете его?
— Немного. Он мне не нравится.
— Ваша сестра относится к нему так же. Он ухаживал за вами?
— Вы шутите? В тот вечер он был в плохом настроении и с трудом держал себя вежливо. Не думаю, что его можно отнести к джентльменам. В нем есть нечто отталкивающее.
— Ничего удивительного. Он был бутлегером и настоящая его деятельность также разнообразна и большей частью нелегальна.
Она положила ногу на ногу в тот момент, когда я понял, что спрашивать ее мне больше не о чем. Когда, в конце концов, женщины будут прикрывать свои ноги, чтобы не мешать мужчинам думать о важных делах.
Эстер увидела, что мой взгляд прошелся по ее ногам, углубился под юбку, и поспешно, но напрасно попыталась натянуть юбку на колени.
— Продолжайте, — сказала она.
— Простите за нескромный вопрос. На что вы живете? Ответ я уже знал, но просто мне не о чем было больше спрашивать.
Глаза Эстер блеснули неприязненно.
— У нас имеется достаточное количество доходных акций, доставшихся нам в наследство от нашего отца. Он был владельцем крупных ткацких фабрик. А в чем дело? Вы ищете богатую невесту?
— Нет, Иначе вы чаще бы меня видели. У вас есть и недвижимость, я полагаю?
— Тридцать гектаров земли, дом в двадцать две комнаты, при доме бассейн, несколько теннисных кортов и дюжина поклонников, всегда готовых сказать мне, какая я хорошая...
Я удивленно присвистнул.
— И это называется скромной резиденцией?! Эстер засмеялась. От ее откровенного и здорового смеха заколыхались плечи, бюст ее следовал движениям плеч и, казалось, груди вот-вот прорвут тонкую ткань. Груди были полные, плотные и такие же живые, как и она сама.
— Вы не хотели бы навестить меня там, Майк?
— Конечно, — согласился я, не раздумывая. — Когда?
— В следующую субботу мы организуем ночной теннисный матч при свете прожекторов. Приглашена Мирна Дэвлин. Бедняжка, ее так потрясла гибель Джека.
— Еще кто-то, кого я знаю?
— Шарлотта Маннинг, вы с ней, конечно, встречались?
— Разумеется, — подтвердил я.
Она поняла, что означает мой тон и угрожающе подняла указательный палец.
— Выбросьте эти мысли из головы, Майк. Я попытался улыбнуться.
— А как же мне развлекаться в этой пустыне из двадцати двух комнат, если я выброшу из головы эти мысли? С ее лица исчезла улыбка.
— Как вы думаете, почему я вас пригласила? — спросила она. Я поставил стакан на стол, поднялся и сел рядом с ней.
— Не знаю. А в самом деле, почему? Она обняла меня за шею.
— Угадайте, — шепнула она.
Наши губы соединились. Я лег на нее, лаская ее своим телом. Она терлась лицом о мои щеки и я ощущал на шее ее прерывистое дыхание. Каждый раз, когда мои руки касались ее груди и плеч, она вздрагивала. Ей удалось высвободить одну руку, и я услышал, как расстегиваются кнопки на ее платье. Приникнув губами к ее груди, я чувствовал, как ее вздрагивания превратились в конвульсивную дрожь. Она укусила меня. Я обнял ее еще крепче, и она застонала от боли и экстаза.
Я нащупал выключатель и комната погрузилась в темноту. Во всем мире больше никого и ничего не существовало — только она и я. Никаких звуков, ни единого слова. Говорить нам было не о чем. Только слышался шорох подушек да царапанье ногтей о жесткую ткань дивана, звяканье пряжки пояса да звук упавшей на пол туфли. Только прерывистое дыхание, а потом тишина.