— Вы действительно это можете? — с сомнением в голосе спросил Бондарев. — Или я зря жёг бензин и увеличивал износ покрышек?
— Мы можем все, — сказал парень в чёрной рубахе, исподлобья разглядывая галстук Бондарева. Во всём кабаке это был единственный галстук, а возможно, это был первый появившийся здесь галстук с момента открытия заведения. — Только бы знать, с кем дело имеем.
— Вы имеете дело с человеком, который берет две сотни «Калашниковых». Берет самовывозом. То есть я забираю их в любой точке Москвы, которую вы назовёте, и самостоятельно транспортирую куда надо.
— Две сотни стволов — это уже армия целая…
— Две сотни стволов — это просто две сотни стволов. Это нормальная сделка, вы продаёте, я покупаю. Если, конечно, хотите продавать.
— А патроны тебе к стволам не нужны?
— Нужны, — сказал Бондарев, небрежно доставая из кармана портсигар жёлтого цвета. Ему не хотелось думать, из чего сделан этот портсигар и сколько он может стоить. Но те четверо, что сидели с ним за одним столом, об этом немедленно подумали. — Мне вообще много чего надо. Я пока ещё не определился, в одном месте все взять или в разных точках затариваться.
— Ну так определись, — предложил рыжий, теребя что-то под столом. — Скажи точно, сколько чего… Мы скажем цену.
— Нет, — мягко сказал Бондарев. — Цену скажу я. А вы можете сказать, нравится она вам или нет.
Ребята переглянулись, но особого протеста никто не выказал.
— И ещё одно, — продолжил Бондарев. — Мне это всё будет нужно в течение недели.
— Да ты охренел.
— Мне нужно, — пояснил Бондарев. — И не думайте, что на этом рынке работаете вы одни.
— Ты тоже не думай, что на тебе свет клином сошёлся… — начал было рыжий, но его перебили. У этого парня были чуть выпученные глаза с неподвижными светлыми зрачками. «Рыбоглазый», — назвал его про себя Бондарев.
— Ты сказал, что тебе нужно быстро и много. Тогда лучше все взять в одном месте. У нас. Такие объёмы только у нас. Больше ни у кого.
— А я пока не знаю ваших объёмов, — улыбнулся Бондарев.
— А мы не видели твоих денег.
— Согласен. — Бондарев на миг раскрыл бумажник. А потом снова убрал во внутренний карман. — Это так, презентация. А что вы мне можете показать?
— Две сотни «калашей».
— Что, вот прямо сейчас, сразу?
— Без проблем.
— Ну тогда поехали, — сказал Бондарев. — Тем более что сухого мартини мне здесь дожидаться бессмысленно.
— Так здесь, кроме водки, сроду ничего не подают, — пояснил рыжий, поднимаясь из-за стола и придерживая руками низ живота, будто футболист перед штрафным ударом.
Вообще-то уходящий вниз под землю бетонный тоннель производил впечатление как раз такого места, где могут быть запрятаны две сотни автоматов Калашникова. Бондарев даже как бы поверил, будто в конце пути его ждёт именно это, но параллельно Бондарев задумался о том, проходит ли через эти стены сигнал от радиомаяка в ремне брюк. Скорее нет, чем да. Они прошли ещё метров тридцать. А потом у рыжего вывалился из штанов пистолет. И они сразу же сказали ему про бабло.
— То есть никаких стволов тут нет? — уточнил Бондарев, глядя за перемещениями «ТТ» перед его лицом. — Кроме этого, я имею в виду.
— Догадлив, придурок.
— Я мог бы стать вашим постоянным клиентом, — напомнил Бондарев.
— Это было бы хорошо, но беда в том, что нам тоже нужно много и сразу.
— Это несерьёзно, — сказал Бондарев.
— А это уже не тебе решать. Просто выкладывай все свои бабки.
— Ради бога. — Бондарев сунул руку в карман, и вдруг на пол одновременно посыпались бумажник, портсигар, мобильник, несколько стодолларовых купюр россыпью — поток словно из рога изобилия. Трое из четверых, повинуясь необоримому рефлексу, тут же присели на корточки, остался стоять только рыбоглазый. Он смотрел на появившуюся в пальцах Бондарева изящную тонкую авторучку. Наверное, он даже догадался — в последнюю секунду. Потом пуля ударила его в сердце.
Авторучка в пальцах Бондарева стремительно перекувыркнулась, из неё выскочило тончайшее, почти невидимое лезвие, и рыжий не увидел этого лезвия. Он его только почувствовал. Лезвие, запущенное лёгким движением кисти Бондарева, пробило глазное яблоко и вошло в мозг.
Третьему Бондарев просто свернул шею. Остался четвёртый, который сидел на корточках, с бумажником в одной руке и стодолларовой купюрой в другой. Он ещё не привык к новой расстановке сил — секунду назад их было четверо против безобидного лоха, теперь лохом оказался он сам.
— Так всё-таки, где тут двести «Калашниковых»? — спросил Бондарев, рассовывая свои вещи по карманам.
— Нет тут ничего, — буркнул парень в чёрной рубахе, задумчиво глядя в цементный пол.
— А где есть? Где склад на самом деле? Только давай побыстрее… — Бондарев уже опаздывал на поезд.
— Я не знаю.
— А на кой ты мне сдался, если ты ничего не знаешь?
— Вот он знал, — парень кивнул на рыбоглазого. «Прекрасно, — подумал Бондарев. — Отличная работа. Именно его я первым и завалил».
Со стороны входа в тоннель застучали торопливые шаги. Значит, маяк всё-таки работал.
Парень тоже услышал эти шаги, изменился в лице и вдруг запросил:
— Давай, кончи меня по-быстрому!
— С чего вдруг?
— Давай быстрее! Не успею же!
— На тот свет всегда успеешь, — проинформировал Бондарев парня, а тот в ответ отчаянно заскулил, забился в истерике. Бондарев решил было, что всё дело в нехватке героина в молодом организме, но тут ему пришлось задуматься совсем о другом.
В тусклом люминесцентном свете появились люди, и Бондарев их не узнал. Потом он понял, что и не должен их узнавать, потому что это люди не из Конторы. Автоматов у них было, конечно, не две сотни, но штуки три присутствовало. И этого было достаточно, чтобы воспринимать незнакомцев всерьёз.
Бондарев отступил на пару шагов, не сводя глаз с автоматных стволов и надеясь, что маяк всё же работал. А весь этот маскарад с автоматами — всего лишь проявление болезненной фантазии Директора. Было бы очень хорошо, если бы так и оказалось на самом деле.
— Один, два, три. И четыре.
Необычайно подкованный в математике человек был невысок, немолод и лысоват. Заурядное, лишённое эмоций лицо подходило скорее какому-нибудь бухгалтеру небольшой фирмы, но сейчас подсчитывался не дебет с кредитом.
— Трое уже оформлены. Остался четвёртый.
Четвёртый с ужасом и ненавистью смотрел на «бухгалтера». Видимо, для этого имелись основания.