— То есть вы в курсе, — уточнил Романов, съездил назад к столу и выключил машину. — Вам звонили?
— Мне не звонили, но я в курсе, — сказал Дарчиев, внимательно разглядывая линолеум. — В курсе, что приказы Службы безопасности в этом учреждении не оспариваются. Если они сказали идти, то иди.
— Но я еще не совсем закончил...
— Закончишь потом. Когда-нибудь.
Борис автоматически усмехнулся. Он встал, вышел из своей каморки, запер ее на ключ, установил код на электронном замке. После этого на краткий миг оказался почти вплотную к начальнику отдела. Дарчиев уклонился от его взгляда, но Борису показалось, что в зрачках начальника мелькнула тень беспокойства.
— Что бы это могло быть? — негромко спросил Борис.
— Это может быть все, что угодно, — сказал Дарчиев. — Например, выяснилось, что твой двоюродный дедушка был ЛКН.
— Кто-кто?
— Лицо кавказской национальности. Так они в своих досье отмечают — ЛКН.
— Ну и что?
— Это не очень хорошо. Не рекомендуется допускать на должности вроде твоей лиц с такими родственниками.
— Серьезно? — Борис сначала спросил, а потом понял, что его дурят. — Ну да... А вы сами? Как вы сами-то проскочили?
— А я их купил, — шепотом сообщил Дарчиев. — Купил всю СБ. Честное слово.
Борис посмотрел в его неулыбчивое лицо и почему-то вспомнил, что за седовласым поджарым красавцем числилось два инфаркта. В сорок пять лет. Борис не знал, что за связь между словами Дарчиева и двумя инфарктами, однако интуиция увязала все это в одно.
— Не переживай, — Дарчиев напутственно подтолкнул его к дверям. — Тебя не признали неблагонадежным.
— Откуда вы знаете?
— Если бы тут было что-то серьезное, тебя сегодня с утра не допустили бы к компьютеру. Я уже видел, как это делается...
— Да? А как?
— Тебя ждут, — сказал Дарчиев и вытолкнул Бориса в коридор. Первый шаг в направлении главного корпуса оказался началом пути, который привел Бориса так далеко, что он и представить себе не мог.
Да и не только он. Даже Служба безопасности корпорации «Рослав» не могла себе этого представить.
И не мог представить заместитель начальника СБ Леонид Иванович Сучугов, неофициально также известный как Челюсть.
Хотя именно Леонид Иванович и пригласил Бориса Романова в сектор "Д" шестнадцатого этажа главного корпуса. Пригласил по очень важному и абсолютно конфиденциальному делу. Впрочем, все дела Леонида Ивановича были очень важны и абсолютно конфиденциальны.
А что касается прозвища... Достаточно сказать, что произошло оно не от физических особенностей Леонида Ивановича. Глубже смотрели те, кто выдумал называть Сучугова Челюстью. Гораздо глубже.
В какой-то момент Тёма повел себя совсем уж отчаянно: он подался вперед, положил руку Морозовой на колено и неуверенно проговорил:
— Давай выпьем. У меня есть...
Но тут то ли запас решимости кончился, то ли вагон качнуло, и Тёма отлетел назад к стенке купе, так и не успев по-настоящему помассировать морозовское колено.
— Виски, — закончил Тёма. Глаза его блестели страхом и напряжением. «Это тебе не с монитором трахаться, — злорадно подумала Морозова. — Это все взаправду». Тёма понимал, что это взаправду, и боялся облажаться. Но бояться ему следовало совсем другого.
— М-м, — Морозова изобразила состояние, близкое к экстазу. — Виски — это здорово. Но виски мы оставим на потом, а начнем с шампанского. Я сказала тебе, что заказала шампанское?
— Э-э, — неопределенно отозвался Тёма.
— И вот, кажется, заказ прибыл, — улыбнулась Морозова. В дверь купе постучали: три раза, а потом еще один. Морозовой на самом деле хотелось улыбаться, потому что постучали именно так, как надо, а значит, половина операции уже пройдена и ее, Морозовой, роль теперь отходит на второй план. Морозова была этаким троянским конем, которого запустили в Тёмино купе, и сейчас, даже если Тёма не захотел бы открывать дверь, Морозова это нехотение должна была жестко пресечь. Вся штука заключалась в том, что до определенной секунды Тёма должен был чувствовать себя в полной безопасности и у него не должно было появиться ни малейшего повода дать сигнал тревоги людям из Службы безопасности «Рослава». Так все придумал Шеф, и единственным, что нарушило его придумки, было отсутствие людей из «Рослава». Но Морозова отдавала себе отчет в том, что, если эти люди не попали в поле зрения Дровосека, это не значит, что их не существует в природе.
— Шампанское, — улыбнулась Морозова.
— Ага, — кивнул Тёма.
Морозова открыла дверь. Глаза ее встретились с глазами человека, стоявшего в коридоре.
— Это шампанское, — сказала она, стоя спиной к Тёме. Потом она повернулась, и это было той последней секундой, когда Тёма чувствовал себя в безопасности. И секунда эта истекла. Следующая секунда ввергла Тёму в состояние животного ужаса и невероятного изумления от происходящего. Падение с тридцатиметровой высоты в воду или ледяной душ посреди жаркого дня едва ли могут сравниться с пережитым Тёмой ощущением.
Близость с Морозовой он получил, но это оказалась близость совсем иного рода. Этой близостью он был ошарашен, напуган и раздавлен. Раздавлен не только морально, но и физически. Как ни тесен был Морозовой злосчастный розовый костюмчик, она превозмогла стеснение и с разворота бешеной кометой влетела в Тёму, подминая его под себя коленями и заламывая тощие руки программиста. Верхом цинизма было бы заткнуть Тёме рот горячим поцелуем, но Морозова на такое зверство не пошла — просто прижала программиста лицом к полке, чтобы не мог шевельнуться. Удержание длилось секунд семь-восемь. Морозова услышала, как закрылась дверь купе и щелкнул замок. Это означало, что Кирсан внутри и что Кирсан действует. С едва слышным треском отделился кусок скотча, Морозова резко оторвала голову Тёмы от полки, и Кирсан наложил на онемевшие губы липкую печать. В результате последующих скорых и отработанных многоразовыми практиками действий Тёма оказался привязанным к столу так, что руки его оказались под столом, а подбородок лежал на столе, и Тёма даже мог слегка подвигать головой — но только слегка.
Между тем Кирсан создавал в купе рабочую обстановку — он опустил светонепроницаемую штору на окно, вытащил из тайника заблаговременно спрятанный там Монголом малокалиберный «ПСМ» и бросил его Морозовой, затем извлек Тёмин чемодан и вскрыл его, чтобы потом внимательно прощупать содержимое длинными чуткими пальцами. Сделав это, он посмотрел на Морозову и разочарованно поджал губы — кроме денег, в чемодане не было ничего ценного. Впрочем, деньги тоже для Морозовой и Кирсана не были ценностью. Их интересовало другое.
— Артемий Николаевич Ловачев, — сказала Морозова, навинчивая глушитель на ствол пистолета прямо перед носом Тёмы. — Шампанского не будет. Будет сугубо деловой разговор.