Я начинал ненавидеть утренние пробуждения. Спина болела после вчерашнего заплыва и от неудобного положения в машине. Я открыл дверцу и распрямил ноги, на миг увидев себя в зеркале заднего обзора. Выглядел я так себе. Машина Дилвика все еще стояла перед домом.
— Загулял?
Я взглянул на молочника, подняв брови. Он ухмыльнулся, как дурачок.
— Много вас таких нынче утром. Хочешь бутылку молока? Свежее, холодное.
— Черт, еще как! Дай-ка одну.
Я выудил из кармана полдоллара и кинул ему.
— Когда-нибудь я стану торговать сэндвичами на этом маршруте, — сказал он. — Наживу миллион.
Посвистывая, он отошел, а я выдернул пробку и поднес бутылку к губам. В жизни не пил ничего лучше. Как раз когда в бутылке показалось дно, дверь дома отворилась. Высунулась голова, оглядываясь по сторонам, потом торопливо вышел сам Дилвик. Я бросил пустую бутылку в траву у тротуара и, подождав пока черный “седан” завернет за угол, тронулся с места. Когда я достиг перекрестка, Дилвик виднелся в двух кварталах впереди. Следовать за ним было даже слишком просто. В такую рань между нами не было ни одной машины, которая загородила бы меня. Когда он затормозил перед закусочной, я проехал мимо и не останавливался до самого полицейского участка, где занял свое старое место, надеясь, что не ошибусь в расчетах, и Дилвик, позавтракав, вернется сюда.
Мне повезло: он подкатил через полчаса.
Принуждать себя к терпеливому ожиданию было мучительно. Битые четыре часа Дилвик кружил по салунам в одиночку, затем подобрал вчерашнего компаньона. В два пополудни он посадил к себе еще одного пьянчугу, и цирк продолжался. Все время я, не отставая, держался сзади. Дважды я выскакивал и шел за ними пешком, потом кидался в машину, когда они выходили из очередной пивнушки. В шесть часов они завернули в китайский ресторан поужинать, и я воспользовался представившимся случаем, чтобы побриться, одновременно следя за ними в окно парикмахерской напротив. Если так пойдет дальше, я начну кусаться. И на кой черт сдалась ему Грэйндж? Что это за город, где единственное занятие копов — объезжать бары и проводить ночи с блондинками. Если из-за Грэйндж поднялась такая возня, почему Дилвик словно позабыл о ней? Или он держит ее в каком-нибудь надежном месте... или хуже, я с самого начала попал впросак, вообразив, что она попала в лапы Дилвика.
Чушь.
Я выпил кофе и курил уже вторую сигарету, когда троица вышла из ресторана. Только на этот раз они распрощались перед дверью, долго тряся друг другу руки. Дилвик сел в машину, передумал и пошел в винный магазин. Когда он вышел с завернутой бутылкой под мышкой, остальные уже убрались. Порядок, так-то лучше. Он сел за руль и тронулся. Я пропустил вперед машину с откидным верхом и двинулся следом. На сегодня блондинка получила отставку. Дилвик неторопливо катил через город, пока не остановился у выезда на шоссе, где зашел выпить пива в одно из тех местечек, которые предлагают “последний шанс” проезжающим. С дороги я наблюдал, как он развернул бутылку из бумаги и приложился к ней, прежде чем тронуться в путь.
К тому времени, когда он выехал на шоссе, уже стало смеркаться. Ну и денек! В пяти милях за Сайдоном он включил фары и свернул направо на щебенку, которая вела в сторону, огибая границы чьих-то порядочных размеров земельных участков. Я не зажигал огней. Куда бы он ни направлялся, он не спешил. Казалось, дорога никуда не ведет, она кружилась вокруг холмов и пересекала другие дороги, окаймленные дубами. Усадьбы попадались все реже, еще немного, и они кончились, и окрестности, насколько я мог их разглядеть, приобрели довольно дикий вид.
Впереди, как красный глаз, светился его задний фонарь, двигаясь с неизменной скоростью тридцать пять миль в час. По обе стороны от меня поднимались стены мрака, и я лишь с величайшим трудом удерживал машину на дороге. Приходилось ее вести, следя одним глазом за красным огоньком впереди, а другим — за дорогой, но Дилвик упростил мне задачу тем, что ехал так медленно.
Чересчур упростил. Дорога требовала такого внимания, что я слишком поздно заметил вторую машину, подкравшуюся сзади. Они тоже ехали без фар.
Они вырвались наперерез, загородили дорогу, и я нажал на тормоза, нашаривая пистолет. Я не успел остановиться, как один из них уже выскочил из машины и потянулся через окошко к моему горлу. Я отбил его руку в сторону, и тут же меня огрели по глазам стволом пистолета. Дверца распахнулась. Я брыкнул обеими ногами, и кто-то хрюкнул. Мне удалось выхватить пистолет, но еще один пистолет метнулся из темноты и обрушился на мое запястье.
Проклятье, я свалял дурака! Я влез в западню. Оттолкнувшись ногами, я вывалился из машины и размахнулся. Бесформенная тень передо мной охнула и выругалась. Потом мне в глаза ударил свет фонаря. Я вышиб его ногой, но он сделал свое. Я ничего не видел. Меня двинули кулаком по голове, пара рук обхватила меня за пояс и швырнула об крыло машины. Я изо всех сил откинул голову назад и попал ему в нос. Хрустнула кость, и горячая кровь хлынула мне за шиворот.
В такой драке пинают ногами, стараются выдавить глаза или вцепиться во что-нибудь зубами. Слышались лишь удары и шарканье ног. Тяжелое дыхание. Я отскочил, увернулся от удара и кинулся в атаку, молотя кулаками. Один сложился пополам, когда мой кулак по самое запястье ушел в его пузо. Дубинка с шорохом рассекла воздух, промазала и снова свистнула, опускаясь. Мне показалось, что мне перебили плечо. Осатанев, я двинул кого-то в голень, чуть не сломав ему кость, и он завопил от боли. Дубинка вновь угодила в больное плечо, и я полетел на землю, споткнувшись о парня, который держался за свою ногу. Он отпустил ее и попытался вцепиться мне в глотку, но я резко вскинул колено и погрузил ему в пах.
Сцепившись, мы втроем катались по земле. Я ощутил под рукой холод стали, пальцы сомкнулись на рукоятке пистолета. В тот же миг чей-то ботинок чуть не разорвал меня пополам. Тип с дубинкой хватил меня по ребрам, на миг лишив сознания и дыхания. Я перекатился, и следующий удар пришелся вскользь. Он навалился мне на живот обеими коленями. Я видел его очертания на фоне неба. Оседлав меня, он занес дубинку, готовясь раскроить мне череп. В моем мозгу лопались огненные пузыри, а дыхание все еще было завязано тугим узлом где-то в животе, когда эта утяжеленная дробью дубинка начала опускаться.
Я вскинул пистолет и выстрелил ему прямо в лицо, разбрызгав его мозги по дороге.
Но дубинка уже набрала разгон. Даже отклонившись, она все же наполовину оглушила меня, задев по виску. Теряя сознание, я услышал топот ног по дороге и звук запущенного мотора. Уцелевший не хотел рисковать. Он сматывался.
Я пролежал под мертвецом три четверти часа, пока не собрался с силами настолько, что смог отползти. Я дотащился на четвереньках до машины и, придерживаясь за нее, встал. Дыхание вырывалось горячими судорожными всхлипами, да и дышать я мог, только согнувшись набок. По лицу словно проехал грузовик, я был весь липкий от крови и блевотины, непонятно, своей или чужой. Я достал из ящика в щитке приборов фонарик и осветил труп на дороге. Его было невозможно опознать — разве что по каким-нибудь приметам на теле. Шагах в пяти валялся оторванный затылок, похожий на пепельницу, вымазанную липкой пакостью.