— Вы всегда можете к ним вернуться, — заметил я.
— Нет. Пока рано, — голос звучал приглушенно и скорбно. Я выждал несколько секунд, понимая, что должно последовать продолжение. — Прогноз оправдался... Иными словами, ты будешь жить. Если только...
В животе у меня похолодело от страха.
— Замечательно, — буркнул я.
— Через три месяца дам окончательное заключение.
— Но вы так и не объяснили, в чем заключается это «если только»...
Он поднялся, подошел к холодильнику и достал из морозилки еще одну банку пива «Миллер». Во рту у меня пересохло. Я почти что чувствовал вкус пива на языке, но оно, в числе прочих алкогольных напитков, входило в запретный список. Отпив добрый глоток, он посмотрел на меня, явно упиваясь созерцанием чувства дискомфорта, которое я испытывал.
— Чертовски жарко в этой Флориде, верно, малыш?
— Да ладно, приятель. Ведь сейчас как-никак лето.
Он снова запрокинул банку, отпил большой глоток, потом отер губы тыльной стороной ладони.
— Будешь придерживаться того расписания, что я для тебя составил. Самая строгая диета, ничего лишнего. Потом начнешь делать специальные упражнения, принимать соответствующие препараты. И если строго-настрого придерживаться этих предписаний, будешь жить, гарантирую. И тогда никаких «если только» не случится. Купишь себе ферму. Будешь жить тихо, как мышка, на свежем воздухе.
— Знаете, док, мне поднадоели все эти ваши нравоучения. Бесконечные и с каждым разом все зануднее. Неужели нельзя поговорить о чем-нибудь другом?
— Не хочется огорчать тебя, парень, — с кислой улыбкой заметил он. — Самое неуязвимое у тебя место — это, безусловно, психика. Никто и ничто не сможет пробить в ней брешь.
— Что-то больно много вы обо мне знаете...
— Читал.
— Где?
Он опустился на стул, подался вперед, руки сложены на коленях.
— Ты считаешься погибшим. Твой друг из департамента полиции, Патрик Чамберс, отслужил по тебе панихиду. Надо сказать, на этой церемонии было полно народу. Весьма странные собрались там скорбящие.
— По крайней мере, я никогда не оставлял своих клиентов в подвешенном состоянии, — заметил я. — В досье и папках все подчищено, все...
— Да, но твоя секретарша...
— Вельда?
— Да. Она собирается снова открыть контору.
— Что ж, у нее самой тоже есть лицензия частного сыщика. Думаю, вполне справится.
Затем вдруг мне стало плохо. Возникло странное ощущение невесомости, пустоты, в ушах зазвенело. Я чувствовал, как против собственной воли мышцы становятся дряблыми, словно я таю, уменьшаюсь... Мельком успел заметить, как док поднялся со стула. Подошел, пощупал пульс и пробурчал нечто нечленораздельное, а затем уложил меня на пол.
Я открыл глаза. Он смотрел на меня.
— Я был не прав, Майк. Оказывается, и в твоей броне можно пробить брешь.
Я закрыл глаза и лежал молча, пытаясь представить, что это за штука такая — смерть.
Паршивая штука...
Влажным прохладным полотенцем кто-то отер мне пот с лица. Еле тлеющая искорка жизни превратилась в маленький язычок пламени. И когда пламя это разгорелось, доктор спросил:
— Можешь встать?
Я моргнул один раз. Говорить было трудно.
С его помощью я оказался в сидячем положении и несколько раз глубоко втянул в грудь воздух, от чего сразу полегчало.
— Что, плохи мои дела, да, док?
— Не слишком хороши, но и не так уж плохи. Как сейчас, получше?
— Чувствую себя на миллион долларов.
— Прекрасно.
Я отпил глоток холодной воды из стакана. Совсем маленький глоток. Вот и все, что я мог себе позволить.
— Думаю, мы с вами в одной лодке.
— Какой именно?
— Той, что даст течь и потонет, если не грести.
— Вон оно что...
— Нам обоим... полагается быть мертвыми. Весь вопрос в том, как вернуться с того света.
* * *
Первые несколько недель пролетели как во сне. Летаргическое состояние, в коем я пребывал, вызванное химическими препаратами, превращало любое физическое усилие в слишком сложное и ненужное. А мозг хоть и фиксировал звуки, запахи, цвета и очертания предметов, делал это лениво и равнодушно, не утруждаясь даже включить в память.
Чувство юмора я тоже вроде бы не утратил. Возникали также моменты, когда, к примеру, врач звонил в банк и договаривался о переводе денег. Его дружки, вернее собутыльники, будут просто в восторге... Иногда мне хотелось спросить, как это он так по-дурацки распорядился деньгами, когда уходил из дома. Ведь все можно было устроить по-другому, разве нет? Однажды удалось подслушать какую-то совершенно непонятную тарабарщину. Он советовался с кем-то по медицинским вопросам, и я ни черта не понял. Позже по почте пришла коробка с медикаментами.
Однажды я проснулся еще до восхода солнца. В окно врывался солоноватый морской воздух, и пахло от него теплом и ленью. И еще немного — рыбой... И этот новый день уже не казался нереальным. Нет, он был полон жизни, имел фактуру и вкус. Затем вдруг возник еще один замечательный запах, которому я особенно обрадовался. Он показался сладчайшим из ароматов на свете...
Доктор Морган вошел в комнату с кружкой дымящегося кофе и вместительной белой миской.
— Ты как, не против?
— Без молока, пожалуйста. И два пакетика заменителя сахара.
— А я-то думал, ты захочешь просто крепкий черный...
— Ну нет, это для крутых ребят, — ответил я.
Он раскрыл ладонь. На ней лежали несколько розовых пакетиков заменителя сахара. Выглядели они так, словно он подобрал их на помойке.
— Знаешь, где достал? — Я не ответил. — Лежали в кармане твоего пиджака.
— Тогда с чего вы решили, что я буду пить просто черный, без сахара?
— Ошибся в диагнозе. Так с сахарином?
— Конечно.
Сахарин был не первой свежести, но в целом кофе оказался вкусным. Это была первая чашка, выпитая мной за долгое время. И мне казалось, что я готов выпить весь кофейник. Но, выпив чуть больше половины кружки, я вдруг поставил ее на стол и вопросительно взглянул на доктора Моргана.
— Все нормально, — заметил он. — Организм сам решает, сколько ему надо. Так что не насилуй себя. Есть хочешь?
— Да нет, не очень. Насытился кофе.
— Тогда попозже я принесу тебе вкусную кашу.
— С чего это вы так добры ко мне? — спросил я.