Да нет, это не может быть Рита. Что ей делать в притоне? Просто сумасшествие. Как бы она тут оказалась? Ты просто бредишь ею, «Игоречек»!
– Где она?
– Что, любопытство разобрало? – хмыкнул Прошин. – Да вон, обе в машине сидят. Как птички в клетке.
Георгий взглянул на него дикими глазами и ринулся к «газикам».
– Аксаков, ты что? – окликнул Николай Лесной, но Георгий не слышал.
Он прилип в окошку первого «газика».
– Чего тебе, ну? – грозно распахнул дверцу шофер.
Нет, «клетка» пуста. Георгий подскочил ко второй машине.
– Чего тебе, ну? – точно так же грозно, с теми же словами высунулся водитель.
– Пропусти, пусть поглядит! – крикнул издали Прошин. – Кажись, знакомую нашел!
Георгий сунулся в кабину – да так и замер в неудобной позе. За густой сеткой вырисовывались две женские фигуры. Одна сидит согнувшись, содрогаясь от рыданий, другая…
– Гляди-ка! – с восхищением пропыхтел ему в затылок подоспевший Прошин. – Как на приеме в Зимнем дворце сидит и в ус не дует. Вот наглая баба, а?
Представить себе усатую бабу на приеме в Зимнем дворце у Георгия недостало воображения. Но эта дама прекрасно смотрелась бы в Лувре, подумал он, в том самом Лувре, в коридоры которого смело врывались Атос, Портос, Арамис и примкнувший к ним развязный гасконец по имени д’Артаньян. Только на ней должно быть длинное пышное платье, какое носила Милен Демонжо, а не ковбойка и короткая узкая юбка, высоко открывающая колени. Да если бы только колени!
Вот интересно, что за чулки на ней такие надеты? Юбка коротюсенькая, а никакого признака края чулок не видно. А, наверное, это и есть знаменитые колготки, по которым все модницы теперь с ума сходят: чулки, соединенные со штанишками. Эх, надо же такое выдумать! Небось французы их изобрели. А может, американцы.
Черт, сам себя одернул Георгий, о чем я? При чем тут чулки? Ведь это же она. Она! Она – здесь?
– Как вы здесь оказались? – воскликнул Георгий и чуть не добавил – «мадам», но осекся, потому что Рита бросила на него взгляд, заставивший онеметь.
Понятно. Она не хочет, чтобы открылось ее истинное лицо. Неужели все-таки шпионка?
– Ты правда ее знаешь, что ли? – изумился Прошин.
– Знаю, – кивнул Георгий. – Это… это моя родственница. Дальняя.
Рита хлопнула ресницами, у нее даже рот приоткрылся от изумления!
«Нет, на шпионку она не тянет, – сердито подумал Георгий. – Могла бы и подыграть!»
На счастье, Прошин таращился на Георгия и не видел Ритиного лица. Впрочем, она, словно прочитав сердитые мысли Георгия, уже овладела собой, и черты ее снова обрели фарфоровую невозмутимость.
– Как ваша фамилия, гражданка? – хитро поглядел на нее Прошин.
– Аксакова.
– А его фамилия как? – ткнул Прошин пальцем в Георгия, повернувшись к подоспевшему Лесному.
– Его фамилия Аксаков.
– Ишь ты… – протянул Прошин. – Неужели и правда родня? А зовут вас как, девушка?
Улыбка мелькнула в ее глазах:
– Рита.
– Вон что! Маргарита, значит! – откровенно восхитился Прошин. – Мое любимое имя. Королева Марго!
У Риты чуть приподнялись брови, и Георгий почему-то понял, что этот вариант своего имени она терпеть не может. Так же как и он свои уменьшительные варианты. Никакая не Маргарита, а Рита, только Рита. Неужели Прошин этого не чувствует, не понимает?!
Вот и хорошо, что не понимает. А то вдобавок и еще что-нибудь поймет – что понимать ему совершенно не требуется…
– Акса-аков, – протянул Валера Крамаренко (к машинам уже подтянулись все студенты, с любопытством липли к окошкам, заглядывали в кабину), – давай ты теперь будешь приглашать меня на все семейные праздники, а? Если среди твоей родни имеется такая краса…
Он не договорил, а начал почему-то шипеть. Оказалось, что Егор Малышев нечаянно встал ему на ногу и не собирается с нее сходить.
– Здрасьте, – сказал он, восхищенно таращась на Риту. – Здрасьте, как жизнь?
– Вы что, тоже знакомы? – недоверчиво прищурился Прошин.
– Ну да, – простецки улыбаясь, сообщил Егор. – Недавно чаек вместе пили у дяди Коли Монахина. Знаете, летчик, Герой Советского Союза, почетный гражданин Энска? Он ведь отчим Аксакова.
Прошин хлопнул глазами.
«Ай да Егор, – оторопело подумал Георгий. – Ай да пинжак, ай да дитя природы! С таким можно идти в разведку! А с Валеркой – нельзя».
– Объясните мне в таком случае… – сердито начал Прошин. – Вот вы, товарищ Аксакова, объясните мне, что вы делали здесь в такое время суток?
– Гуляла, – просто ответила Рита. – Я здесь когда-то жила, в этом аррон… в этом районе.
Георгий покрылся ледяным потом. Полузабытый французский воскресал в его памяти, словно сбрызнутый живой водой. Ее странная обмолвка «аррон…» – начало слова arrondisseent, «округ или район» по-французски. Рита чуть не проговорилась!
«Вот так и сыпались шпионы! – сурово подумал он. – Никакого контроля над собой. Да и врет как-то неумело. Жила здесь… Где здесь, в Сормове? Она? Могла бы что-нибудь получше придумать».
– Жили здесь? – недоверчиво переспросил и Прошин. – Вы – здесь? В Сормове?
– Давно, – пояснила Рита. – Очень давно. Здесь, в тупике… он тогда назывался не тупик имени Коммуны, а просто – улица Тупиковая… стоял двухэтажный дом, красивый, с резными балконами, причудливой архитектуры…
– Графский дом, что ли? – перебил Прошин. – Ну так он лет пять тому назад сгорел.
– Почему? – спросила Рита.
– Ну, почему дома горят… – философски пожал плечами Прошин. – От пожаров. Тут народ жил самый непотребный, алкоголики да тунеядцы. Уснул кто-то с папироской зажженной, искра упала на матрас, вата загорелась. Тот недоумок сам сгорел и других пожег. Дело ночью было, половина народонаселения спала мертвецки, да еще порядком проспиртовались все… А дом старый, очень старый, вспыхнул, что елка сухая, – и ку-ку.
– Да нет, я спросила, почему вы называете его графским, – сказала Рита.