Раздался хруст. С травы испуганно вспорхнула стайка белых ночных мотыльков и ударилась в грудь и лицо Андрея.
Темченко, поборов приступ тошноты, нажал на палку сильнее. Сгусток тьмы, корчащийся на земле, задергался, захрипел, протянул к Андрею черные руки. Тускло и яростно сверкнули белки глаз, а затем сиплый голос прохрипел:
– Я приду за тобой… Я приду за тобой…
Андрей навалился на палку всем телом. Снова захрустело, и сгусток тьмы у него под ногами затих.
Поняв, что все кончено, Андрей выдернул палку и отшвырнул ее в сторону. Сердце колотилось в груди как сумасшедшее. По спине стекал ледяной пот. Андрей достал из кармана охотничий нож и присел рядом с монстром…
…Когда, наконец, все было закончено, Андрей выпрямился, перевел дух, затем, не давая себе отдохнуть, повернулся и быстро зашагал прочь. Он чувствовал, что тьма тянется за ним, как черный гудрон, словно она прилипла к его одежде, к его телу, к его душе.
Он невольно ускорил шаг. Но ощущение преследования не прошло. Тогда Андрей побежал. Еще быстрее! Еще! Туда, где у обочины стояла его новенькая белая «Тойота», подаренная отцом в ознаменование окончания института.
Он бежал все быстрее, но тьма преследовала его. Ему казалось, что мрак тяжело и плотоядно дышит ему в затылок, как хищный зверь. Деревья расступились, и впереди показалось полотно дороги. Андрей немного сбился с маршрута, его «Тойота» стояла метров на сто правее. Он выскочил на шоссе и повернул к машине. И в этот миг яркий свет ударил Андрея по глазам, потом что-то втянуло его в себя, закружило и понесло прочь.
«Вот и все», – успел подумать он и погрузился во тьму.
Восемнадцать лет спустя
– Лиз, пойдешь с нами в кафе?
– А что, пора?
Две подруги-медсестры переглянулись.
– Лиз, ты что, совсем заработалась? Уже полвторого!
Лиза Пояркова, молодая симпатичная медсестра, стройная до худобы, посмотрела на часы.
– И правда, – вымолвила она удивленно.
– Так ты идешь или нет?
– Да. – Лиза отложила учебник анатомии, который зубрила в перерывах между делами, и поднялась из-за стола. Но тут же села снова.
– Ты чего? – спросила ее одна из подруг.
Лиза виновато улыбнулась:
– Да совсем забыла. Мне еще нужно пациенту из одиннадцатой укол сделать.
– «Спящему ухажеру»?
Подруги переглянулись и прыснули от смеха.
– Не забудь поесть, Лизка, а то скоро на ветру качаться станешь!
Подруги засмеялись, а затем, болтая и хихикая, двинулись по больничному коридору. Лиза проводила их взглядом, потом снова посмотрела на часы. Да, ей пора. Она снова встала из-за стола, прошла по коридору, остановилась возле палаты номер одиннадцать и осторожно открыла дверь. Еще с порога она увидела его. Рыжая копна волос. Худое, бледное лицо. Довольно симпатичное и молодое, но осунувшееся и с большими темными кругами под глазами.
Впрочем, молодым его можно назвать с большой натяжкой. За восемнадцать лет беспробудного сна человек успел повзрослеть и превратиться из юноши в мужчину. Но сам он этого, конечно, не знал. И, скорей всего, никогда не узнает.
Коматозники редко приходят в себя после столь длительного сна. Обычно они умирают, не просыпаясь. Вот и этот пациент давно бы уже, наверное, умер, если бы не деньги, которые регулярно переводились на счет больницы его богатыми родственниками.
Деньги обеспечивали пациенту должный уход и тем самым продлевали ему жизнь. Разумно ли это? Для Лизы такой вопрос не стоял. Любой из нас может уснуть на недели, месяцы и даже годы, и каждый из уснувших заслуживает право на пробуждение.
Лиза вошла в палату, притворила за собой дверь и тихо подошла к кровати.
– Вот и я, – сказала она «спящему ухажеру».
– Пи-пи-пи-пи, – отозвался вместо него сердечный монитор, который вернее было бы назвать «бессердечным».
Лиза принялась за свою обычную работу. Раздела пациента, растерла физраствором его тело, перевернула, позаботилась о том, чтобы не было пролежней…
В палату заглянул Сева Канушкин, медбрат и друг Лизы, тайно (да что там тайно – вполне явно) в нее влюбленный. Что, впрочем, не мешало Севе обращаться к Лизе покровительственно-иронично, как старший насмешливый брат обращается к младшей недотепистой, но любимой сестре.
– Лиз, чего ты с ним возишься? – спросил, наверное, уже в сотый раз Сева. – Он все равно не оценит.
– Спорный вопрос, – возразила Лиза. – Однажды он проснется и скажет мне спасибо.
– Он никогда не проснется.
– Никогда не говори никогда, Сева.
Он криво ухмыльнулся.
– С каких пор ты стала такой остроумной?
– С тех пор, как стала общаться с тобой.
Сева ушел. Лиза снова посмотрела на лицо «спящего ухажера». Было в нем что-то… неземное.
В какой стране он сейчас блуждает? Какие видит сны? А может быть, это не сны, а совсем другая реальность? Вот бы посмотреть на то, что видит он, хотя бы одним глазком.
Лиза вздохнула и взяла со столика одноразовый шприц и ампулу с лекарством.
– Это снова золпидем, – прокомментировала Лиза пациенту свои действия. – Странно, конечно, что я колю вам снотворное, когда вы и так спите. Но два года назад этот препарат помог одному коматознику прийти в себя. Может, он и вам поможет?
Щелчок сломанной ампулы. Манипуляции со шток-поршнем. Укол. Привычные действия, отточенные до машинальности.
Сделав укол, Лиза бросила шприц и вату в урну и повернулась к окну. На улице было все так же пасмурно, как три последних дня, но сегодня солнце изредка пробивалось сквозь рыхлые тучи. Вот и сейчас луч осветил разводы на стекле, оставшиеся после недавнего дождя, и Лиза не удержалась от улыбки. И в эту самую секунду писк монитора вдруг участился, а за спиной у медсестры послышался легкий звук, похожий то ли на стон, то ли на вздох.
Лиза быстро обернулась. «Спящий ухажер», как и прежде, лежал на кровати, но веки и ресницы его едва уловимо подрагивали, словно он силился приоткрыть глаза.
* * *
Суматоху, которая последовала за воскрешением «спящего ухажера», трудно описать. Суетились все – взволнованные доктора, перепуганные медсестры, сбитые с толку санитары и даже ошалевшая от криков и грохота носилок уборщица.
– Срочно в реанимацию!
Но все рано или поздно заканчивается, и к вечеру жизнь клиники вошла в свое обычное русло. Лишь доктор Чурсин, заведующий больницей и лечащий врач «спящего ухажера», расхаживал по коридорам, не скрывая довольной улыбки и отдавая четкие распоряжения персоналу, то и дело потирал руки – как бы в предвкушении нового счастливого периода в своей жизни.