– У вас есть фотоаппарат? – спросила Елена.
– Нет.
– Это хорошо. Мы не любим, когда нас фотографируют.
Они остановились возле белой филенчатой двери с тяжелой кованой ручкой. Елена распахнула дверь и посторонилась, давая Маше войти.
Они оказались в просторной полутемной комнате, уставленной старинной резной мебелью в славянском стиле. Окна были зашторены, горело лишь несколько настольных ламп со стеклянными матовыми плафонами в виде цветов.
– Присаживайтесь, Мария!
Елена указала ей на мягкий диванчик с деревянными резными ручками. Подождала, пока гостья сядет, потом села сама.
– Давайте побеседуем. Вы не против?
– Нет.
– Можете задавать свои вопросы, – с улыбкой предложила Елена.
Маша замялась. Она знала, как вести допросы, но не знала, как брать интервью. Ее собеседница производила впечатление умной женщины и, несомненно, была не такой простой, какой хотела казаться.
– Даже не знаю, с чего начать… – Маша улыбнулась. – Возможно, некоторые мои вопросы покажутся вам банальными или даже обидными…
– Мы привыкли к любым вопросам, – сказала Елена.
– Хорошо. Я видела, как от вашего здания уезжала милицейская машина…
Елена сжала губы, лицо ее на миг потемнело.
– Я спрашиваю только потому, что не хочу доставить лишних проблем ни вам, ни нашей редакции, – поспешно добавила Маша.
– Что вы – никаких проблем, – снова улыбнулась Елена. – У нас в районе кое-что случилось. Теперь милиция опрашивает жителей.
– А что произошло?
– Пропала девушка. Она была беременна.
– Была?
Елена пожала плечами:
– Девушка пропала несколько дней назад. Мало кто верит в то, что бедняжка еще жива.
– То есть вы думаете, что ее…
Маша не завершила фразу, но этого и не требовалось.
– В нашем районе живут не только хорошие и мирные люди, – сказала Елена. – Это только с виду у нас тут тишь да гладь. Но некоторым личностям не нравится работать и жить, как живут другие, им хочется всего и сразу. И на пути к деньгам они не брезгуют ничем.
– Вы говорите про цыган? Мне кто-то говорил, что их здесь много.
Елена усмехнулась.
– Я не имею ничего против цыганской нации. Но здешние ромалы торгуют наркотиками. А от наркотиков до торговли человеческими органами всего один шаг.
– Да, вы правы, – кивнула Маша, стараясь не показать, что сбита с толку.
– Давайте уже перейдем к делу и больше не будем отвлекаться.
– Хорошо. – Маша напустила на себя деловой вид. – На дверях вашего центра написано, что вы «Таемни киевницы». Это то же самое, что ведьмы?
Елена улыбнулась.
– Слово «ведьмы» – слишком старомодно, – сказала она. – Хотя мы употребляем и его. В ведовстве нет ничего плохого, если оно направлено на благие цели. На улучшение духовного здоровья, на обретение целостности личности. Всему этому мы и учим воспитанниц нашего центра.
– Они приходят к вам на занятия или живут здесь?
– Некоторые живут, некоторые приходят. За проживание здесь платят определенную сумму. За обучение тоже. Но все равно мы часто работаем себе в убыток. Например, это здание мы арендуем у администрации города, а аренда стоит больших денег. Также приходится оплачивать выездные сессии. В теплое время года мы предпочитаем проводить занятия на открытом воздухе, за городом.
– Летаете на Лысую гору? – не сдержалась Маша.
Елена взглянула на нее спокойно и ответила:
– Да. Мы стараемся придерживаться традиций.
– А почему «киевницы»?
– Киев – колыбель восточно-славянского христианства. Место крещения Руси. Место, где был основан Печерский монастырь, ставший первой лаврой на территории восточно-славянских земель. В Киеве существуют пять Лысых гор. Киев – это наша колыбель, место величайшей Силы.
– Сколько у вас воспитанниц? – спросила Маша.
– Около тридцати. Но эта цифра постоянно меняется. Одни воспитанницы приходят, другие уходят. – Она пожала плечами. – Есть и такие, кто покидает нас после нескольких занятий.
Колокольчик, висящий на стене, слабо звякнул, и Елена прервала свою речь. Она посмотрела на Машу, натянуто улыбнулась и сказала:
– Мать вызывает меня. Пойду узнаю: быть может, она готова с вами поговорить.
С этими словами Елена поднялась с кресла и вышла из комнаты. Маша тут же встала с дивана и принялась исследовать комнату. Но не прошло и пары минут, как Елена вернулась.
– Мать хочет посмотреть на вас, – сообщила она. – Но я должна предупредить: она очень больна, и ваша встреча продлится недолго.
– Хорошо.
– Идемте за мной!
Едва Маша переступила порог комнаты Матери, как в нос ей ударило такое обилие запахов и ароматов, что у нее едва не закружилась голова. Главной, самой сильной нотой был запах лекарств, как в больничной палате тяжело больного человека. В него вплетались ароматы сушеных трав и жженых благовоний.
Комната была небольшая, но антураж ее полностью соответствовал статусу и профессии хозяйки. На стенах висели рушники, деревянные идолы, плакаты с изображением женщин, совершавших магические действия, пучки сушеных трав. На стеллажах стояли свечи – большие и малые, белые и черные, банки с какими-то зельями и еще множество предметов, предназначение коих Маша не могла определить.
На резном столике «а-ля русс» стоял круглый аквариум, в нем ползали пауки.
«Мизгири», – вспомнила Маша, глянув на мохнатые лапки маленьких чудовищ.
В тусклом свете нескольких настольных ламп Маша увидела широкую спину седовласого мужчины, который стоял возле кровати и поправлял капельницу. По всей вероятности, он был врачом, хотя и имел военную выправку.
– Я привела ее! – оповестил Елена и легонько толкнула Машу в спину. – Ну же! Проходите!
Мужчина обернулся, посмотрел на Машу строгими светлыми глазами, приветливо кивнул ей и отошел в сторону. На широкой кровати на белых простынях лежала пожилая очень толстая женщина. Судя по голым плечам и огромной морщинистой груди, наполовину скрытой белым покрывалом, старуха была голая. Седые сальные волосы растрепались по подушке, на отекшем бледном лице не было никаких признаков жизни.
– Здравствуйте! – поприветствовала старуху Маша. – Я журналистка, приехала из Москвы, чтобы написать о вас статью.
Толстуха приоткрыла глаза. Две темные щели замерцали, губы приоткрылись, и глухой голос произнес:
– Я знаю, хто ты.
«Словно со дна могилы», – пронеслось в голове у Маши.