– Поехали со мной в Лопушки, а? На машине всего час езды. Ну поехали! Очень тебя прошу!
На миг меня охватывает такое желание оказаться где-нибудь вдали от шума городского, что даже слеза прошибает, честное слово. Выйти ночью из деревенского дома, посмотреть в небо, усеянное частыми ясными звездами, словно кто-то жемчуг просыпал из лукошка… Стоп, а можно ли представить себе лукошко жемчуга? О господи, Алена, ну оставь ты свое девье занудство! Не цепляйся к словам! Какая разница, на что будут похожи звезды? Главное, их будет много – над деревнями звезд всегда больше, чем над городами. Да-да, опять смысловой прокол: не звезд больше, а небо чище. Короче, до смерти хочу стать под звездным небом, вволю, до тихого головокружения, на него насмотреться, потом зажмуриться и слушать, как ветер шумит в голых ветвях: даже хорошо, что еще далеко до листвы, потому что, когда деревья одеты, шуршит именно листва, а в голых ветвях слышен его истинный, вольный голос…
Как странно сформулировалась моя мысль. До смерти хочу… То есть я хочу успеть сделать это до смерти? Последнее желание приговоренного?
Меня пробирает озноб. Тьфу ты, что за чушь лезет в голову! С другой стороны, я вот уже который день иду по самому по краю…
Все, не думать об этом. Забыла обо всем плохом – на счет «три». Раз, два, три!
– А ты туда надолго собираешься? У меня вообще-то дела в городе. В девять важная встреча. Я смогу вернуться автобусом, если ты решишь задержаться?
Валентина взглядывает на меня исподлобья. На секунду пугаюсь: а вдруг Долохов не скрыл от нее шантажа некоей Ярушкиной? Но тут же успокаиваюсь: для нее я не Ярушкина, а Алена Дмитриева. Можно быть совершенно спокойной.
– Знаешь как? – говорит Валентина рассудительно. – Давай сейчас не будем ничего решать. Приедем, поужинаем с бабой Пашей. Она там грандиозную жареху готовит. Ты не постишься, надеюсь?
Что-то в ее тоне останавливает меня от того, чтобы признаться в этом. Качаю головой.
– Ну и ладно, – улыбается Валентина. – Я, правда, пыталась, но сегодня, чувствую, охотно согрешу. Короче, поедим у бабы Паши, потом дойдем до нашей дачи, посмотрим, как там дела…
Мы обе одновременно смотрим в окно. Уже начинает смеркаться. Вряд ли мы успеем что-то разглядеть, когда доедем…
– Да фиг с ней! – машет рукой Валентина. – Баба Паша говорит, там все нормально. Просто малость прогуляемся по свежему воздуху – и, если захочешь, вернемся домой. Будешь в городе к девяти, ну, может, на полчасика опоздаешь. А может быть… – она делает интригующую паузу, – баба Паша баньку натопила. Ох и баня у нее! Стоит над излучиной речки, на другом берегу лес, тишина, небо там – с ума сойти, звезды… Попаримся в баньке, переночуем у сторожихи, утром по лесу погуляем. Хочешь? А в перерывах все эти безумные загадки попробуем поразгадывать. А свое свидание ты вполне сможешь по телефону перенести. У меня есть мобильник.
– Да у меня есть свой, – говорю я.
– Алена, – чуть не хнычет Валентина, – ну поехали, а? Честно тебе говорю, не пожалеешь! Такая разрядка – ну просто как по заказу.
Я знаю, что соглашаться не следует. Но я… соглашаюсь!
В свое оправдание могу выставить только один довод: «Вдруг удастся что-нибудь узнать у нее про Долохова?»
Ню-ню…
* * *
Конечно, искать кого-то в такой толчее – практически бессмысленно. Долохов понимал, что притащился сюда больше для самоуспокоения, чем для чего-то толкового. И все же пришел, встал на платформе и начал всматриваться в лица пассажиров, выходящих из девятого вагона. Следовало здесь, в Нижнем, довести до конца то, что они начали во Владимире. Нельзя упустить даже малого шанса на то, что Валентин ошибся и просто не заметил Ярушкину.
Правда, его пробежка по вагонам на стоянке во Владимире была такой стремительной, что это вполне могло случиться. Именно поэтому Долохов дал совершенно четкие указания своему единственному «подчиненному»: снова и снова мотаться по поезду, продолжая поиски. Потому что Ярушкина – особа до такой степени хитрющая, что с нее станется и замаскироваться, и переодеться. Валентину было велено в случае обнаружения «противника» (честное слово, достала она Долохова, просто достала, теперь он смотрел на нее почти как на врага, на эту фам фаталь!) в контакт не вступать, а вести отдаленное наблюдение и, главное, немедленно информировать «командование».
– Но как? – растерянно выкрикнул Валентин вслед приятелю, который торопливо шел по платформе, пытаясь не отстать от поезда, набиравшего ход. – У меня ж телефон…
Долохов только покрутил пальцем у виска.
Ну, понятно, первое, что он сделал, проводив поезд, это подошел в здании вокзала к стойке, где продавались карты оплаты МТС, «Би-лайн» и местных владимирских компаний сотовой связи. Купил самую дорогую и активировал ее на Валькин телефон. Спустя некоторое время набрал знакомый номер – и услышал изумленный голос Залесского:
– Вовка, это ты? А как… А, ну, понятно. Ты за телефон уплатил. Слушай, спасибо, ты извини. Я, конечно, лопухнулся…
– Ладно, не трать биты зря, – деловито велел Долохов. – Работай, понял? Если что, жду звонка.
И отключился. Однако после этого проверил на всякий случай свой баланс, покачал головой – и купил, и активировал еще одну карту: для своего телефона. Потому что на счету его был всего один доллар, а это все равно что ничего. То есть строго ругать Залесского, конечно, не следовало, сам такой!
Он неспешно мотался по вокзалу, поглядывал по сторонам, прошелся знакомым коридором мимо двери в отделение милиции. Тишина и покой. Рискнул даже заглянуть туда. Комната была практически пуста: только один мент подремывал за столом, опустив голову на руки, и даже не шевельнулся на звук приоткрывшейся двери. Конечно, глупо ожидать, что здесь соберется комитет по обезвреживанию преступницы Ярушкиной – во главе с Ириной Пластовой, – однако проверить стоило.
Нужно позвонить Валентине в Нижний. Долохов даже начал набирать номер, но потом передумал. У Валюшки уж точно нет никаких новостей, а лишний раз слышать ее раздраженный голос неохота. Увидит своего ненаглядного Залесского в целости и сохранности – тогда подобреет небось!