Обглодав по шампуру, довольно и сыто закурили. Обстановка как-то сама собой разрядилась.

– Хорошо сидим, – заметил Грязнов, разливая коньяк. – Дай бог, не последний раз.

Выпили.

– Так что там с Замятиным у вас было? – спросил Турецкий, про себя решив ни в какие словесные баталии сегодня больше не вступать. Но раз уж пришел, почему бы и не выслушать человека.

– Ничего особенного, – пожал плечами Арбузов. – Не хуже других клиент. Я с ним только два раза работал.

– И в ту ночь тоже?

– Какую «ту»?

– В которую кино снимали.

– Видите ли, Александр Борисович, дело в том…

– В чем? – перебил Турецкий. – В том, что рискуете потерять хлебное место, сказав что-то лишнее? Мы уже выяснили и дату, и время, и место съемки. И не далее как завтра начнем допрашивать и вас, и ваших коллег в официальном порядке.

– Вы неправильно меня поняли. Место потерять я совершенно не боюсь. После скандала Замятин не постеснялся заявить во всеуслышание, что именно мы, наше агентство во всем виновато, что нас можно купить за три копейки. И раньше-то нормальной работы было мало, а сейчас знаете чем я занят? Какое у меня боевое задание? Мажора в институт сопровождаю. Он на парах сидит, и я рядышком, книжки за ним таскаю, от бабенок его отбиваюсь. Круто? – Арбузов щелкнул зажигалкой и нервно затянулся. – Ну был я на этой базе, где оранжерея, в которой камера стояла. Но откуда я знаю, тогда это было или не тогда? Может, он туда каждый день ездит, не я же снимал.

– Скажем, в конце марта вы его обслуживали?

– Обслуживал? Это вы точно сказали «обслуживал». Блевотину за ним из машины выгребать или его самого на руках домой затаскивать – это именно так и называется. Не охрана и сопровождение, а именно обслуживание.

– Да или нет?

– Да.

– Какого числа?

– Двадцать шестого и тридцатого.

– И тридцатого как раз гуляли в оранжерее?

– Да.

– Мужики, что вы тут форменный допрос устроили, – возмутился Грязнов. – Давайте выпьем, что ли? – Он наполнил стаканы. – За корпоративность и сотрудничество.

– И чтоб второй раз не вставать – за дам, – рассмеявшись, добавил Арбузов.

– Кстати о дамах, – закусив остывшим шашлыком, продолжил «общение» Турецкий. – Кто такие и как мне их отыскать?

– Не знаю, – глядя на Турецкого широко открытыми, честными глазами, ответил Арбузов.

– Ладно, спасибо за угощение. – Турецкий поднялся. – Меня жена дома ждет. Повестку, Ростислав, вам принесут завтра утром.

– Что ты психуешь, как беременная школьница? – Грязнов усадил товарища на место и придвинул поближе тарелку. – Если говорит человек «не знаю», значит, не знает. Я лично ему верю и тебе советую. Мы тебя что, вербовать сюда пригласили?

– Правда, Александр Борисович, – поддержал Арбузов, – хотите повесткой, пусть будет повестка, только ничего нового я вам и в прокуратуре не расскажу. Не знаю я этих девочек. Мы тридцатого забрали Замятина из дома где-то около девяти вечера и поехали на базу. Без девочек. Девочки прибыли заранее. Но, как вы понимаете, у них там был интим, и присутствия охраны не требовалось. Мы сидели в бильярдной, кофе пили, шары катали. Еще там фейерверк был. На фейерверк мы, конечно, вышли, вдруг снаряд неразорвавшийся на голову патрону свалится, нужно же будет ему первую помощь оказывать. Тогда я, конечно, девочек видел издалека, но это и все. Кто они, откуда, понятия не имею. Ту, которая светленькая на пленке, Замятин называл Светой.

– А до того он с ними не встречался?

– В мои дежурства – нет.

– Ладно, – махнул рукой Турецкий, – хоть про мужика расскажи, который с Замятиным гулял.

– Какого мужика?

– Достал ты, Ростислав! Только не говори, что мужика кавказской внешности с Замятиным в бассейне не было. Или ты его не заметил?

– А вы этого имели в виду! – хлопнул себя по лбу Арбузов. – Вы будете смеяться, но его я не видел, только голос слышал. Он за фейерверком из бассейна наблюдал, а от бильярдной его кусты заслоняют. Замятин с девицами скакал, как горный козел, а тот второй – плавал.

Махнув внеочередные пятьдесят граммов, Турецкий схватился за сигареты:

– Я на балкон выйду, надо подышать свежим воздухом.

– Какой балкон, зима на дворе, там дверь заклеена! – возмутился Грязнов.

– Весна уже, – заметил Турецкий.

Грязнов сокрушенно качал головой, глядя, как Турецкий отдирает скотч, закрывавший свистящие сквозняком щели, и пошел за ним. Арбузов остался курить на кухне.

– Ты зачем меня позвал? – вполголоса спросил Турецкий, выбравшись наконец на лоджию и плотно прикрыв дверь за Грязновым.

– Мириться.

– А этого зачем притащил?

– За тем же.

– Зачем «за тем же»?

– В прошлый раз, Саня, ты пытался меня убедить, что Замятин хоть и дерьмо, но в хорошем смысле этого слова, а Ростик тебе – лишнее доказательство, что дерьмометр там аж зашкаливает.

– Угу.

– Что ты угукаешь? – взвился Грязнов. – Я тебе свидетеля нашел, а ты еще чем-то недоволен!

– На фига мне такой свидетель, который ничего не видел, ничего не знает? Что мне ему – медаль дать за то, что он подтвердил, что мне и без него известно?

– На что ты, собственно, злишься? На то, что я тебя позвал? Или на то, что ты таким классным сыщиком оказался, что все сам раскопал и до всего сам додумался?

– Не лезь в это дело, Слава. Я сам как-нибудь разберусь.

– Ну и разбирайся!

– Ну и разберусь!

С Арбузовым Турецкий прощаться не стал. Кто еще из охранников был в ту ночь рядом с оранжереей, выяснится утром. Может, остальные окажутся менее скользкими и беспамятными.

А Славке определенно или жениться надо, или зверя себе какого-нибудь завести – хоть хомяка. Совсем невменяемый. И о Лидочке, конечно, опять не поговорили.

Хмуренко. 8 апреля. 23.30

Отправляясь на встречу, Хмуренко принял все меры предосторожности, по крайней мере все те, которые пришли в голову за полтора часа, что были у него на сборы. В кармане куртки лежал газовый пистолет, в рукаве пристегнутый двумя полосками скотча разводной ключ, под потолком машины укреплена миниатюрная видеокамера, в бардачке диктофон, включающийся на звук, в кармане еще один диктофон, под днищем машины – маячок, сигнал которого распространяется на два километра. Если встреча – очередная хитрая ловушка, устроенная коммунистами, в этот раз им это даром не пройдет. Просто застрелить его они не решатся, такой скандал им не нужен, да и какой смысл было устраивать встречу на безлюдном шоссе ночью – подкараулили бы в подъезде, у гаража, да мало ли где. А если они снова желают повторить избиение невинных младенцев – обломаются, он сумеет за себя постоять.