– А это для него – хуже смерти, – вставил Турецкий.
– Точно. Родители его погибают при бомбежке, и Рагоев покидает Чечню. По слухамм, он опять за границей, в лагерях исламских фундаменталистов. Там Эдик, видимо, наращивает мускулы, его начинают ценить. Во всяком случае, в Грозном он появился в последний раз в прошлом году и обмолвился в одном из разговоров, что вскоре прославит свой род. В общем, Саня, все может оказаться гораздо сложнее и страшнее, чем казалось вначале.
– Я так и предполагал. Слушай, первый самолет взорвался в двадцати киломерах от Воронежа. Может, это своеобразная месть целому городу?
– Черт его знает, что у него в башке. А в Астрахани за что он мстил? Арбуз плохой продали?
– Фундаменталисты – люди, желающие наказать мир, который им противостоит.
– Чего это ты?
– Так, поток сознания… Телепередачу вспомнил, – невесело откликнулся Турецкий.
– Ты там не закисай! Ты же знаешь, всегда есть период как бы пустой – информации много, а толку мало. Потом происходит переход количества в качество.
– Скорей бы. А то тревожно как-то. И главное – никто здесь нашего фото-Эдика в глаза не видел. Где он сейчас? Какая связь между ним и последней трагедией? Ничего не ясно. А почерк его, Рагоева.
– Может, буквально завтра все и прояснится, – постарался утешить друга Вячеслав.
И как в воду глядел. На следующий день выяснилось, что разбившийся самолет прилетел в Хабаровск с неполадками в системе шасси. Что устранял эти неполадки авиационный техник Рафик Лаарба. Что нынче он должен был выйти на работу – техники работали по двенадцать часов трое суток через трое.
– Он должен был выйти вчера, но вчера такой день был… сами понимаете. К тому же все рейсы отменили из-за метеоусловий. А сегодня мне его напарник сообщил, что Рафика на работе нет, – объяснял Турецкому начальник технической службы аэропорта.
– Он давно у вас работает?
– Шесть лет. Очень положительный человек. Хороший специалист.
– Он здешний?
– Нет, приехал из Абхазии. Там ведь сами знаете… аэропорт разрушен был, работы не было. Вот он и приехал сюда.
– Женат?
– Нет, одинокий.
– Сколько ему лет?
– Сорок или около этого.
– Вы ему домой звонили?
– Да, конечно. Никто не подходит.
Турецкий позвонил сам. К телефону действительно никто не подходил. Более того, когда они вместе с опергруппой приехали домой к Рафику, дверь им никто не открыл.
– Ломайте, – приказал Турецкий.
Рафаэль Лаарба лежал в кровати, прижимая к груди Коран. Рядом на тумбочке лежали три пустые упаковки снотворного и записка: «Все ненавидят смерть, боятся смерти. Но только верущие в жизнь после смерти в награду после смерти будут искать смерть».
…Обыск квартиры не дал ничего, кроме множества религиозных книг, разнообразных толкований Корана да пустого чемоданчика черной кожи. На его стенках криминалисты-химики обнаружили остатки пластита.
Никто не знал, как этот человек попал в город, кто помог ему устроиться на работу, кто помог с жильем и пропиской. Начальница отдела кадров, принимавшая на работу Рафаэля Лаарбу, умерла год назад от рака. В паспортном столе давно работали другие люди. Квартира, где проживал Эдик, была ведомственной площадью авиакомпании «Дальавиа».
Фотография абхазца была размножена и украшала каждое отделение милиции. Турецкий совместно с начальником хабаровского УВД довел до сведения каждого начальника среднего звена о необходимости сообщить любую информацию о передвижениях по городу, возможных контактах, знакомствах Рафаэля Лаарбы.
Был сделан запрос в Абхазию и получены сведения о том, что Лаарба воевал во время грузино-абхазского конфликта, потерял семью – жену и двоих детей, затем, в девяносто четвертом году, исчез из Абхазии и больше не возвращался. Здесь, в Хабаровске, он возник в девяносто пятом.
Александр позвонил Грязнову. Они сопоставили эти сведения с тем, что уже было известно о Рагоеве. Получалось, что эти два человека могли пересекаться в Абхазии. А в период с девяносто четвертого по девяносто пятый годы могли вместе находиться в одном из лагерей талибов.
Ну и что? Одних уж нет, а те далече… Лаарба не ответит ни на один вопрос. Мавр сделал дело, Мавр может уходить. Как найти Рагоева? На какой странице Корана прочитать между строк, где он, что замышляет, как готовится к новому броску?
Александр кожей чувствовал, что продолжение следует…
Утром восьмого сентября Турецкому сообщили, что на хабаровском городском вокзале, в отделении милиции, уже которые сутки валяется записная книжка, оставленная кем-то в будке муждугороднего телефона-автомата. Книжку принесла уборщица. Ожидалось, что потерявший ее «рассеянный с улицы Бассейной» за нею вернется, однако никто не приходил. Заступивший на дежурство старшина решил навести порядок в ящиках стола. В числе других ненужных вещей на столе возникла маленькая книжка в пластиковой обложке. Прежде чем кинуть ее в корзину, старшина развернул книжку и на внутренней стороне, за прозрачной обложкой, увидел семейную фотографию: смуглый мужчина с женой и двумя детьми – мальчиком и девочкой.
Мужчина – один к одному тот, на которого дана ориентировка. Стали выяснять, когда же книжечка появилась в отделении, и выяснили, что она была оставлена в телефонной будке аккурат накануне взрыва самолета.
Когда записная книжка попала в руки Турецкого, они, его руки, даже задрожали от нетерпения.
Фамилии Рагоева в книжке не было, на такое легкое счастье Александр и не рассчитывал.
Он тщательно перелистывал книжку, понимая, что она не случайно оказалась накануне трагедии там, где потом ее нашли. Рафик звонил в другой город. За последними инструкциями? Доложить готовность к бою?
В самом конце книжки, на обложке, оклеенной цветастой бумагой, была сделана едва заметная запись: Эльвира.
Без фамилии, без адреса, но с номером телефона.
Внимание привлек код города перед номером: 812, код Питера. Других телефонов междугороднего значения не выявлялось. Но почему Эльвира? Связная, что ли?
А если… «перевертыш»? Он вспомнил стоматологиню Надю с ее невинной хитростью, перенятой у коллеги-ловеласа: женские имена записывать мужскими. Можно ведь и наоборот.
Он категорически запретил себе звонить тут же, немедленно. А если трубку снимет сам Эдик Рагоев? Опять спугнуть, потерять след? Ну уж нет!
Александр позвонил Виктору Гоголеву, начальнику питерского угро, и попросил немедленно, но очень осторожно пробить адрес, выяснить, кто по нему проживает, и отзвониться как можно скорее. И отправил Безухова справиться о ближайшем рейсе на Питер, молясь всем богам, чтобы керосин был в наличии, а погода внезапно не испортилась.