Самое же пикантное, пожалуй, заключалось в том, что эти двое парней оказались теми самыми, что преследовали Владимира в черном «БМВ». Имена-то их были уже известны ему. Он объяснил Павлу ситуацию, и тот с удовольствием передал задержанных «идеологических работников» в полное Володино распоряжение.
Короче говоря, все претензии по поводу происходящего были высказаны сотруднику местной милиции и представительнице жилконторы, которая и сдавала этот «нежилой фонд» под офис общественной организации. На тетку было жалко смотреть — так ее поразило это «совещание». Она стала клясться, что больше никогда, никому и так далее. Ей, конечно, никто не поверил, но участкового сам Лаврентьев строго предупредил.
Потом отпустили не утихающий от восторга спецназ и взялись за «документы». Их набор оказался стандартным. Ваххабистская литература на арабском и русском языках, националистские брошюрки от РНЕ и всякая прочая пропагандистская макулатура. Все было изъято, погружено в два больших картонных ящика и увезено. Павел сказал, что их спецы поглядят, скорее всего, сделают из этих материалов «лапшу» и отправят на переработку. Вряд ли там найдется что-то новое и неизвестное, но кто знает. И, кстати, никаких там ведомостей, списков организации и прочих документов, которые могли представить интерес для следствия, обнаружить так и не удалось. Достаточно и того, что общими усилиями ФСБ, МВД и Генпрокуратуры уничтожили еще одно осиное гнездо… разврата…
Турецкий не стал рассказывать пока об этом, чтобы не расхолаживать товарищей. Это можно потом, на обратном пути, когда все закончится. А в том, что закончится удачно, Турецкий был уверен. Однако… тьфу, тьфу, тьфу — через левое плечо…
К даче подъехали в темноте. Навстречу машинам, въезжающим в дачный поселок Кратово, вышел грязновский оперативник. Махнул рукой, и все машины погасили фары. Совещание длилось недолго. На нем присутствовал и командир отделения спецназа.
Оперативник набросал план дачи, участка, всех пристроек на нем, а также планы соседних участков. Спецназовец прикидывал, где разместить своих ребят, чтобы удар на нужный дом нанести с трех сторон — через окна и дверь: четвертая стена была глухая.
Высота окон — небольшая, они расположены в двух метрах от земли, гораздо ниже, чем на учебных полигонах, так что и трудностей при одновременном внезапном штурме возникнуть не должно было.
В доме, по докладу оперативника, ведшего скрытое наблюдение за дачей, чуть ли не с того момента, как Грязнов узнал адрес от Стаса Базанова, находились в данную минуту четверо. Оперативник не знал их имен и фамилий, но видел выходящих из дома в разное время пожилого дядьку с черноволосым парнем, которые заходили в сарай зачем-то, потом вышли еще двое — оба высокие, крепкие такие ребятки, один из них был лысым, другой со светлым ежиком прически. Они постояли, огляделись, потом обошли дом, о чем-то беседуя негромко, и ушли в дом. А потом, до самой темноты, появлялся на крыльце только лысый. Он оглядывался, будто прислушивался — неужели все-таки что-то чуял, мерзавец? Потом уходил в дом, чтоб через полчаса снова выйти. А может, ждал кого-то.
Грязнов с Турецким, да и Володя тоже, примерно догадывались, кого мог ожидать Олег Базанов. Либо своего братца, тот же недаром нервничал, все уйти норовил во время обыска в их квартире, либо Натоева. Или у них был еще кто-то на связи, о ком пока неизвестно.
В любом случае тянуть больше нельзя. Если бы неизвестный подошел к даче, его бы сразу перехватили оперативники, сидевшие в засаде. Но никого не было. А в темноте уже только раз Базанов вышел из дома — видели огонек сигареты. Да и в бинокле с прибором ночного видения он рисовался довольно четко.
Командир спецназа попросил всех присутствующих не мешать ему работать и подойти к даче по сигналу — выстрелу из ракетницы. И ушел к своим ребятам. Через несколько минут от двух микроавтобусов пошли в темноту несколько громоздкие силуэты, их повел оперативник. Остальные прибывшие медленно отправились по неширокой песчаной улице, мимо заросших сиренью и жасмином, если судить по запахам, сплошных заборов.
— Ты не захватил случайно сигареты? — негромко спросил Грязнов у Турецкого, тот улыбнулся, показав в темноте белые зубы:
— Случайно захватил.
Они закурили, постояли немного, остановились и шедшие за ними оперативники, эксперт, Володя Яковлев. Вокруг стояла тишина, только вдалеке нарастал гул приближающейся электрички. Кто-то из группы чиркнул зажигалкой, осветив наручные часы. И в тот же миг, с громким хлопком, высветив крыши домов и обозначив силуэты заборов, взлетела и вспыхнула между кронами высоких сосен обычная белая ракета.
Это означало конец операции…
5
Савин молчал. А Турецкий и не настаивал, он просто сидел напротив, за столом, привинченным к полу, и, не затягиваясь, курил себе неторопливо. Заговорит, куда он теперь денется…
Штурм и захват, как узнал тем же вечером Александр Борисович, произошел настолько стремительно и даже без единого выстрела, что четверо сидевших в доме за чаем так и не успели даже поставить свои чашки и стаканы на стол. По этой причине двое — Злобин и Савин — обожглись горячим чаем. Не успел оказать сопротивления Зайцев, хотя, как позже понял Турецкий, должен был, его этому долго и упорно учили, да вот сплоховал.
А о том, что учили, Александр Борисович узнал от Злобина. Этот крысеныш, полагая, что в прошлые его дела никто так и не залез, решил маленько заработать себе снисхождения от следствия. Не успели они между собой договориться — везли в разных машинах, посадили в одиночки. Вот Андрюша и стал закладывать своих подельников — первым Савина с его «проектами», которыми тот совсем задурил голову ему, Злобину, за три года совместной отсидки.
Второй был Генка Зайцев, который на самом деле Ахмед, и он у боевиков практику проходил, в Афгане был и других странах. И когда это успел ему Халметов-младший проболтаться о своих тайнах? Неужели поверил партнеру? Плохо, значит, его учили.
Ну про Олега Злобин знал только одно — тот явился главным организатором всего этого дела. И он рассказал о своей встрече с ним после колонии, о том, что сам узнал от Савина, об общих договоренностях. Олег их всех и на работу устроил, и сам следил, чтоб никто не мешал.
Про себя же Злобин сказал лишь то, что оказался слабым и подверженным чужому влиянию, в чем глубоко раскаивается.
Все это было подробно записано в протоколе допроса и подписано обвиняемым. Да, уже обвиняемым, поскольку доказательств вины оказалось более чем достаточно.
Зайцев проявил упорство. Но это — дело временное, пусть помолчит, тюремная камера учит многому. Да вряд ли и папаша его захочет, чтобы к сыну его применили самые крутые меры. Честь-то она честь, да жизнь дороже, когда у тебя в руках крупный бизнес. Поди, все возможные рычаги нажмет, лучшие адвокатские силы подключит, денег не пожалеет. Вот пусть сынок и делает выбор.
А Базанов, узнав, что всех их заложил братец, взятый на «горячем», расстроился до такой степени, что потерял контроль над собой. Стал вину переваливать на всех остальных, уверять, божиться, что сам он православный, в Бога истово верит, что был он всего лишь послушной овечкой, — врал, изворачивался, пока Поремский, работавший с ним и описавший, как они «штурмовали» его офис, не прижал его к стенке фактами. Базанов заврался и понял это сам, попросил дать ему время одуматься и сформулировать в голове свои признательные показания.