— В общем, дело было так, — начал плешивый. — Сижу я, значит, на лавочке перед Большим, щурюсь на солнышко. Погода хорошая, птички поют…

— Ближе к делу, Борисов, — сурово сказал хмурый, впервые называя собеседника по фамилии. Похоже, тому такое вежливое обращение понравилось. По крайней мере, он затараторил с еще большей быстротой и готовностью:

— Ну вот я и говорю: вечер — самое оно! Ни ветерка, ни дождинки, далеко видать. И вот вижу я, как из дверей Большого театра выходит мужик. По походке сразу понимаю, что он не в себе…

— Вот как? И в чем же это выражалось?

— Если не будете перебивать, то скоро узнаете, — сострил плешивый и сам улыбнулся своей шутке.

Поскольку хмурый ничего не ответил на это замечание, плешивый продолжил: — Вот, значит, вышел он из театра, этот мужик-то, быстренько оглянулся по сторонам, вот этак вот… — Плешивый пару раз крутанул головой, демонстрируя странное поведение незнакомца. — …А потом сунул руку в карман, быстренько вынул эту штуковину и швырнул ее в урну.

— Штуковину? — сдвинул брови хмурый.

Плешивый радостно кивнул:

— Ну да! Штуковину!

— Какую штуковину? — спокойно, без всякого раздражения переспросил хмурый.

— Вот те на! А я откуда знаю? Между нами метров двадцать было!

— Ты же говорил, что «далеко было видать».

— Ну да, говорил. Но я тогда не касался подробностей. А как коснулся, так оно и стало мне мешать. В смысле — солнце.

— Ладно, продолжай, — разрешил хмурый.

— Ну вот. Бросил, стало быть, в урну свою штуковину и зашагал. Я, как только он за угол свернул, хотел сразу проверить, да лень было со скамейки вставать. А потом понаехали ваши и мне вообще не было никакого резону высовываться. — Плешивый осклабил в сардонической усмешке- гниловатые зубы. — Чтобы меня, как того верблюда, к делу пришили? Благодарю покорно! Мы это уже проходили, и не раз!

Хмурый задумчиво постучал по столу пальцами.

— Так, значит, эта штуковина все еще там? — негромко спросил он.

Плешивый пожал плечами:

— А хрен ее знает. Может, и там. Только вы меня недослушали.

— Недослушал?

— Нет!

Бегающие глазки Борисова хитренько сощурились. Он лег грудью на стол и, приблизив лицо к хмурому, хрипло зашептал:

— Я ведь узнал того парня. Ну, который штуковину в урну бросил.

— Вот как? — машинально отстраняясь, удивился хмурый. — И кто же это был?

Плешивый хорошенько огляделся, затем вновь нагнулся к хмурому и сказал, сильно понизив голос:

— Один из ваших.

Хмурый прищурился.

— Кто? — коротко и жестко спросил он.

Плешивый выдержал трагическую паузу и лишь затем ответил:

— Богачев. Сергей Сергеевич. Я у него проходил пару лет назад по делу о грабеже. Слава Богу, свидетелем, иначе бы я тут перед вами не сидел.

Борисов усмехнулся и снова взялся за свое пиво, с довольной улыбкой разглядывая вытянувшееся от удивления лицо оперативника Сафонова.

5

Два молодых парня стояли в нескольких шагах от урны и с видимым интересом наблюдали за всем происходящим. От избытка впечатлений они весело подхихикивали, комментируя происходящее действо. Оперативник Сафонов повернулся к ним и по лицу его пробежала тень.

— Понятые, подойдите поближе, — строго сказал он парням.

Парни с готовностью подошли поближе.

— В вашем присутствии будет произведен осмотр урны, — строгим, официальным тоном произнес Сафонов и кивнул сержанту.

При слове «урна» парни весело хмыкнули, но оперативник строго посмотрел на них, и они мгновенно (хоть и не без усилия) придали своим лицам серьезное выражение.

Изъятие «штуковины» заняло не меньше минуты. Моложавый сержант вынул ее из урны и положил на приготовленную тряпочку.

— Ого! — воскликнул первый парень.

— Вот это да! — восхищенно ахнул второй.

Сафонов метнул на парней сердитый взгляд.

— Извините, товарищ милиционер, — жалобно произнес один из парней. — Я такие игрушки только по телевизору видел.

— А вживую все выглядит гораздо эффектней, — поддакнул второй.

— Пистолет Макарова с глушителем, а также хлопчатобумажные перчатки, — доложил сержант.

— Вижу, — отозвался Сафонов. Нахмурился и подумал: «Надо же, не соврал старикашка. Неужели и правда Богачев? Ну, Сергей Сергеевич, не сносить тебе головы».

— Товарищ милиционер, — обратился к нему один из парней. — А курить можно?

— После того, как поставите автографы.

— Тогда давайте скорей, мы на занятия опаздываем.

Сафонов пристально на них посмотрел, затем достал из кармана пачку «Петра» и протянул парням.

— Держите… дети, — беззлобно сказал он.

6

Допрос продолжался уже десять минут. Невысокий коренастый мужчина с потным лицом и рыжеватыми, аккуратно зачесанными набок волосами сидел на своем стуле сгорбившись и поглядывал на Турецкого с выражением невыносимой скуки в усталых, красных от бессонницы глазах. Выглядел он очень скверно. Глубоко запавшие глаза, осунувшееся лицо.

— Сергей Сергеевич, — обратился к нему Турецкий, — вы неважно выглядите. Вы спали сегодня ночью?

Богачев повел затекшими плечами и иронически усмехнулся.

— А вам какое дело? — грубо спросил он.

— Да, собственно, никакого. Просто мне бы не хотелось, чтобы вы упали в обморок прямо во время беседы.

— Допроса, — желчно поправил Богачев. — Успокойтесь, я не грохнусь со стула. А если и грохнусь — так вам даже и лучше. Раскрою себе череп, и дело будет закрыто.

Взгляд Турецкого оставался спокойным и невозмутимым. Однако уголки губ едва заметно дрогнули.

— Что ж, — нахмурившись, сказал он, — если у вас есть силы на остроты, значит, вы в состоянии отвечать на мои вопросы. — Турецкий достал из пачки сигарету и закурил. Покуривая и пуская дым уголком рта, он выдержал паузу, разглядывая Богачева в упор.

Несмотря на желчность и вызывающий апломб, капитан милиции Богачев заметно нервничал. Казалось, тишина угнетающе действует на него. В конце концов он не выдержал и громко сказал:

— Ну! Вы будете меня допрашивать или нет?

Турецкий откинулся на спинку стула.

— Буду, — негромко сказал он. Выпустил дым и спросил: — Сергей Сергеевич, это вы убили Матвея Ивановича Кожухова?

— Нет, — холодно ответил Богачев. — Не я. Я понятия не имею, кто такой этот ваш Кожухов. Мне плевать и на вас и на вашего Кожухова. Я ясно выражаюсь?