– Да не бойся ты! – дружелюбно засмеялся Демидыч и взмахом руки подозвал Керима. – Два слова всего. Я зла не помню, Керим!
Тот опасливо подошел. Остановились под деревьями напротив хозяйственного магазина.
– Не пугайся, Керим, – повторил Демидыч, – мне не ты, а твой хозяин нужен. Бригадир, да? Стрелку с ним хочу забить, а ты поможешь.
– А мне нужно? – с ехидцей спросил Керим.
– Мне нужно, – поправил Демидыч, – и тебе, Керим, этого вполне достаточно, понял? А теперь слушай меня. Скажешь своему бугру, что у меня с ним базар будет. Спрашиваешь: кто я такой, чтоб ему указывать? Отвечаю: я тот самый Демидыч, который в девяносто шестом Мишку Слона кастрировал. Если кто не слыхал, пусть у солнцевской братвы спросит, те хорошо помнят. И, значит, так, вон моя тачка, видишь «девятку»? Я буду там его ждать. Если его тут нет, садись в машину, подъедем. Волыны у меня нет, базар только по делу. Ну?
– Ладно, схожу… – И Керим ушел.
А Демидыч отправился к своей «девятке».
Двадцать минут спустя к нему подошел рослый и широкоплечий лысеющий мужик в серой куртке и мятых джинсах. Сказал, что его зовут Ислам, и спросил, о чем базар.
– Твои ребята? – Демидыч кивнул на нескольких черноголовых парней, остановившихся неподалеку.
– Мои.
– Ну пусть постоят. Они не помешают. А базар будет такой, Ислам. У меня к тебе претензий нет. Вопрос есть. Ответишь – расстанемся приятелями.
– Ты говоришь так, будто мне это надо…
– Ты ж ведь умный мужик. Зачем тебе лишние неприятности? Скажи, кто велел адвоката достать? Мамедов или генерал?
– Не понимаю, о чем базар.
– Ислам, я повторяю, к тебе ничего нет. Если Мамедов, я сам с ним говорить буду. А вот генерал тебе зачем? «Крышу» держит?
– Послушай, Демидыч… – Ислам говорил по-русски правильно, почти без акцента, видимо, всю жизнь в Москве прожил. – Мои дела – это мои заботы. А ты откуда – мне неизвестно. Езжай, мужик, мы тебя трогать не будем. Побазарили и – пока. Ты меня не видел, я тебя не помню.
– Ну что ж, значит, базара больше не будет, – вздохнул Демидыч. – Теперь запомни, Ислам, завтра с утра здесь будет СОБР. Не ОМОН, нет, тем вы отстегиваете, я знаю. Мы устроим классный шмон, и у каждого из твоих парней обнаружим – это я тебе лично обещаю – по такой дозе, что все они загремят в СИЗО, где я сам буду «колоть» каждого. А уж чего они там наговорят, ох, Ислам, не завидую тебе!
– А почему я должен тебе верить? – подумав, сказал Ислам.
– А у тебя просто другого выхода нет. Я – Демидыч и еще никого не обманывал. И на пушку не брал. Да и не ношу я ее с собой. Нужды не вижу.
– Я знаю, я спросил про тебя… Сказали – такой. Ладно, зачем ссориться, да? Так скажу: генерал передал, чтоб тихо сделали.
– Как фамилия генерала – Попков?
– Слушай, уважаемый, – поморщился Ислам, – ты чего спросил? Я то и ответил. А фамилию иди сам узнавай, если это тебе надо. Мне – не надо. Ты на Петровке спроси про него.
– Отстегиваешь ему?
– Смешной ты человек, Демидыч! Когда ты будешь генералом, я, может быть, тебе отстегивать стану, да?
– А что, Ариф Абдурахманович сильно беспокоится?
– Вот видишь, опять скажу: ты его знаешь – забей стрелку!
– Ладно, послушаюсь твоего совета.
– Извини, уважаемый, мы так не договаривались! – засмеялся Ислам. – Зачем на меня бочку катишь?
– Да разве ж это бочка, Ислам? – поддержал смех Демидыч. – Это так себе, кастрюлька малая. А бочка – не дай тебе Бог. Или твой Аллах. На, держи. – И он протянул руку.
Ислам пожал, даже сдавить попробовал, но куда там! Демидыч лишь подмигнул ему, демонстрируя свое «железо», и сказал:
– Ничего клешня. Молодец.
– Ты про СОБР говорил… – напомнил Ислам.
– Ладно, договорились, пока беру свои слова назад. Но учти, парень, когда возьмем этого генерала – в МВД, говоришь? – сразу рви когти. Он вас всех тут же и заложит. А мы церемониться не станем.
– Вы сперва возьмите! – ухмыльнулся Ислам. – Не дотянетесь, высоко сидит.
– Значит, придется ему больно падать. А мы не задержимся. Пока.
Демидыч сел за руль и взглянул в зеркальце. Ислам продолжал стоять, задумчиво глядя ему вслед.
«Выходит, не совсем в десятку? – думал Демидыч, уезжая. – На Петровке, говорит… А ведь там Вячеслав Иванович сидит. А кто еще там же? Это кому же начальник угро Перовского ОВД звонил-то про Мамедова? Кто у него по инстанции? Какой милицейский генерал? Есть ведь такой! В Главном управлении уголовного розыска. И не один. Но все же не могут быть суками. А вот один – вполне может…»
Пришедший наконец в себя Коля Самохин, переведенный из операционной в реанимацию – не по необходимости, а скорее по обычаю, сумел вспомнить последовательность событий на Филях и рассказал с большим трудом проникшему в его палату Голованову об обстоятельствах происшествия.
Может, в первый раз в жизни так лопухнулся Николай. Узнав из разговоров попковских охранников причину аврала, он спокойно удалился в свой «опель» и завел машину, чтобы отъехать от греха подальше, а потом вернуться на наблюдательный пункт у подъезда.
Вероятно, от того, что работал двигатель, Самохин и не услышал, как к машине приблизились двое. Он и моргнуть не успел, как в лицо ему ударила острая крошка от лобового стекла. И чем они ударили, он так и не понял – будто кувалдой. Ну да, нехилые мужички! От неожиданности он растерялся всего на миг, но именно этого краткого мига хватило, чтоб распахнулась дверца и его буквально выдернули из-за руля. А в следующее мгновение острая боль вспыхнула поочередно в обеих руках – ну будто их разрубили. А следом – удар по голове, погасивший сознание. Немного же ощущать себя он начал уже в машине, когда стало возвращаться это самое сознание и вместе с ним снова возникла режущая боль.
Голованов привез Самохина в 72-ю больницу, самую ближнюю, на Оршанской улице, в десятке минут езды от места происшествия, Колю помыли, почистили, зашили. Рана на голове оказалась приличной, да еще сотрясение мозга. А вот руки были целы, хотя гематомы являли собой зрелище совершенно неприличное для человека Самохиной квалификации. Ну да что поделаешь, и на старуху бывает проруха. Болей теперь себе вволю, пей соки и больше спи. Диагноз, разумеется, неутешительный для Николая Самохина, но… в конце концов все образуется.
Сева оставил товарища уснувшим: Самохе сделали успокоительный укол. И уехал на фирму. Туда же обещал подгрести и Филя.
Вся команда собралась близко к полуночи.
Второе совещание за вечер – это уже слишком. Но противник активно пошел на обострение. Значит, где-то его задели слишком больно. Попали в одну из наиболее чувствительных точек. А вот какую – это и предстояло обсудить.